Колесо Судьбы 

Несколько сотен лет назад жил-был дровосек. У него были жена, и дети, и жили они все на опушке дремучего леса. Дровосек был очень беден, все что у него было - это только топор, без которого он не мог обходиться в своем ремесле, да пара мулов, на которых он отвозил дрова на продажу в город. И зимой и летом дровосек вставал до рассвета, и работал тяжело и много.

Так продолжалось больше двадцати лет, и хотя теперь его сыновья уже выросли и стали ходить в лес и помогать отцу, они оставались все такими же бедными, как и раньше. В конце-концов дровосек совсем пал духом и подумал:

"Что проку так надрываться на работе, если я не становлюсь богаче ни на пенни? Не пойду я больше в лес. И, может быть, если перестать бегать за Фортуной, она и сама ко мне явится".

И на следующее утро он решил не вставать ни до рассвета, ни когда рассветет, и в конце-концов его жена, что прибиралась в доме, пришла поглядеть, что же случилось.

"Ты что, заболел?", - спросила она обеспокоено, удивленная тем, что он еще не встал с постели и не оделся. "Петухи уж десять раз прокричали, пора бы тебе и встать".

"А чего это я должен вставать?", - спросил дровосек, не двигаясь.

"Ну как же! Чтобы идти в лес, конечно!"

"А, ну да. Я должен надрываться целый день напролет, чтобы мы могли поужинать"

"Ну а что мы еще можем сделать, муж мой?", - спросила жена. - "Это какая-то глупая шутка Фортуны, которая ни разу за всю жизнь не улыбнулась нам".

"Я уже сыт по горло такими шутками Фортуны!", - закричал дровосек. - "Если она теперь захочет прийти ко мне, ей придется меня поискать. Но в лес я больше не пойду".

"Мой дорогой муж, ты верно сошел с ума! Неужели ты думаешь, что Фортуна обращает внимание на тех, кто ее не ищет? Одевайся-ка, седлай мулов, и принимайся за работу. А то в доме не осталось и крошки хлеба".

"Меня это все совсем не заботит, и в лес я не пойду. Хватит зря сотрясать воздух, не передумаю".

Напрасно растерянная жена упрашивала мужа поработать - тот упорствовал и вылезать из постели не хотел, пока наконец, отчаявшись, жена не вернулась к своим домашним делам. Через несколько часов к ним постучался сосед, что жил в деревне неподалеку, и жена отворила дверь.

"Доброго утра, матушка. Я хотел узнать, не одолжит ли мне ваш муж на сегодня мулов - а то я вижу, что он не поехал в лес, и мулы ему нынче вряд ли понадобятся."

"Мой муж наверху, вам бы лучше спросить прямо у него".

"Извини, сосед, но я сам себе поклялся не вылезать нынче из постели, и ничто не заставит меня сегодня встать", - сказал дровосек, когда сосед поднялся в его комнату.

"Не одолжишь ли мне на сегодня твоих мулов? Я тебе заплачу"

"Конечно, сосед, бери"

Сосед спустился на двор, вывел мулов из стойла, приторочил им на спины большие мешки, и пошел с ними в поле, где накануне нашел клад. Хоть сосед и знал, что сокровища принадлежат здешнему королю, он все же наполнил седельные мешки деньгами, и уже шел с навьюченными мулами к дому, когда увидел, что в деревню входят несколько королевских солдат.

Он страшно испугался, что если его поймают с королевскими сокровищами, его немедленно казнят, и убежал в лес, бросив мулов. А мулы, предоставленные сами себе, по привычной дороге потихоньку пошли к дому дровосека, пощипывая травку и свежие листики.

"Быстрей, муженек, быстрей вставай! Наши-то мулы вернулись с такими тяжелыми седельными мешками, что едва держатся на ногах от усталости"

"Я уже двадцать раз сказал тебе, женщина, что я сегодня не встану с постели! Почему бы тебе не оставить меня в покое?"

Жена поняла, что муж не поможет ей развьючить мулов, и тогда она просто взяла нож и срезала ремни, что держали седельные мешки. Те упали на землю и из них потекли потоки золотых монет, блестящих, как солнце.

"Сокровища!", - выдохнула женщина, как только обрела дар речи. - "Сокровища!"

И она побежала к мужу.

"Вставай, вставай!", - кричала она. - "Ты был совершенно прав, что не поехал в лес и решил подождать Фортуну в постели - она все-таки к нам пришла! Наши мулы вернулись домой, тяжело нагруженные золотом, и оно лежит сейчас прямо на дворе. Наверное никто в наших землях еще не был так богат, как мы сейчас!"

Дровосек наконец выбрался из постели и кинулся на двор, где надолго замолчал, ослепленный сиянием золотых монет, что были рассыпаны повсюду.

"Теперь ты видишь, дорогая моя жена, как я был прав!", - сказал он наконец. - "Фортуна - настолько капризна, что никогда не знаешь, где ее встретишь. Побежишь за ней - и будь уверен, что она припустит от тебя во все лопатки. Плюнешь на нее, отвернешься - и она сама прибежит".

В стране Эрин жила-была много лет назад одна вдова, и был у нее единственный сын. Он рос умным ребенком, и вдова сумела скопить немного денег, чтобы отправить его учиться в школу, а после того отдать учиться тому ремеслу, которое он сам выберет.

Но когда пришла пора выбирать себе ремесло по сердцу, вдовий сын сказал, что не хочет ничему такому учиться, и что он хочет быть вором.

Его матушка очень опечалилась, когда услышала такие слова, но она отлично понимала, что если она будет пытаться остановить его, то он лишь будет сильнее стремиться сделать так, как он сам хочет. И поэтому она только сказала сыну, что все воры заканчивают жизнь одинаково - на виселице у Дублинского моста, а после этого оставила его в покое, полагая, что когда он повзрослеет, то станет более чувствительным к материнскому горю.

Однажды она собралась в церковь, чтобы послушать проповедь известного священника, и позвала Хитреца (а именно так его прозвали соседи за его постоянные хитрости и увертки) пойти с ней. Но он только посмеялся и заявил, что не любит проповедей, и добавил:

"Однако, я пообещаю тебе, что первое же ремесло, название которого ты услышишь по дороге из церкви, и станет моим занятием на всю жизнь".

Эти слова немного успокоили бедную женщину и на душе у нее стало полегче, и она пошла в церковь. Когда Хитрец решил, что проповедь уже почти подошла к концу, он спрятался в кустах возле дорожки, что вела прямо к дому его матери, и когда она возвращалась, перебирая в памяти все хорошие вещи, которые она сегодня слышала, кто-то внезапно заорал совсем неподалеку: "Грабеж! Грабеж! Грабеж!". Это было так неожиданно, что бедная женщина даже подпрыгнула.

Непослушный мальчишка сумел так изменить свой голос, что матушка его не узнала, и хотя она оглядывалась по сторонам, она так никого и не увидела. Как только она скрылась за поворотом тропинки, Хитрец выбрался из кустов, и быстро-быстро побежал напрямую через лес к дому, и попал туда прежде матери, которая нашла его удобно растянувшимся на коврике возле огня.

"Ну, слышала ли ты о каком-нибудь ремесле для меня?", - спросил он.

"Нет, ничего не слышала. С той минуты, как я вышла из церкви, я ни с кем не разговаривала".

"Ох, неужели никто не упомянул при тебе ни о каком ремесле?"

"Пожалуй да", - медленно сказала вдова. - "Когда я шла по тропинке через лес, чей-то голос кричал поблизости: "Грабеж! Грабеж!", но больше я ничего не слышала.

"Этого вполне достаточно", - ответил мальчик. - "Что я тебе говорил? Это и станет моим ремеслом".

"Тогда тебя в конце концов повесят возле Дублинского моста" - сказала она. А всю ночь после этого она не могла сомкнуть глаз - все думала и думала о своем непутевом сыне.

"Ну что же", - подумала она. - "Если уж ему суждено стать вором, то путь станет лучшим из лучших. Кто бы мог его научить?" - спросила она себя.

И прежде, чем взошло солнце, она придумала, что делать, и отправилась к дому Черного Жулика, или, как его еще называли, Висельника. Он был таким замечательным вором, что хоть и не было в стране человека, который бы не был им ограблен, никто не мог поймать его.

"Доброго утра", - поздоровалась женщина, когда дошла до того места, где жил Висельник, когда не уходил на дело. "Мой сынок очень хотел бы научиться твоему ремеслу. Не возьмешься ли учить его?"

"Если он смышленый, то я попробую", - сказал Висельник, - "Если кто-то и сможет сделать из мальчишки первоклассного вора, то это, конечно я. Но если он глуп, то можно и не пытаться обучить его".

"Нет-нет, он вовсе не глуп", - сказала женщина со вздохом. "Сегодня вечером, после заката, я пришлю его к тебе".

Хитрец запрыгал от радости, когда матушка рассказала ему о своем разговоре.

"Я стану лучшим вором во всей благодатной Эрин!" - закричал он и вовсе не заметил, что его матушка опять покачала головой и пробормотала что-то насчет Дублинского моста.

Каждый вечер после захода солнца Хитрец ходил к дому Черного Висельника, и выучился множеству новых уловок. Постепенно Висельник стал позволять ему ходить с ним воровать и смотреть, как тот работает, и наконец настал день, когда его учитель решил, что тот уже достаточно выучился, чтобы помочь ему в большом грабеже.

"Живет на холме богатый фермер, который только что продал своих откормленных коров и овец и выручил за них много денег, и купил коров и овец тощих за меньшие деньги. Так получилось, что он уже забрал деньги за свой скот, но с хозяином тощего скота еще не рассчитался. Так что завтра с утра он собирается при деньгах отправиться на рынок, а сегодня ночью мы хорошенько пороемся в его сундуках, а потом спрячемся на чердаке.

Был канун Хеллоуина, ночь была безлунной и непроглядной, и все люди гадали по орехам, и кусали яблоко, подвешенное на нитке, и играли в другие праздничные игры, и веселились, и Хитрец совсем замучился ждать, пока все угомонятся и разойдутся по домам. Висельник был более привычен к таким вещам, поэтому он просто прилег вздремнуть на сене, наказав Хитрецу разбудить его, когда все разойдутся. Тогда Хитрец, который не мог больше сидеть спокойно, потихоньку пробрался к хлеву и отвязал нескольких быков, которые сразу же стали реветь и бодаться друг с другом. Фермеры, что жили в доме, выбежали на двор, чтобы поймать и снова привязать быков, а тем временем Хитрец пробрался в их дом, стянул большую горсть орехов и вернулся на чердак, где спал Висельник. Хитрец сначала было подремал, но совсем скоро он уже сидел с иголкой и ниткой и подшивал подол плаща Висельника к тяжелому куску воловьей кожи, который тот подстелил себе под спину.

К тому времени фермеры уже поймали и привязали быков, но, поскольку не смогли найти своих орехов, они расселись вокруг огня и стали рассказывать разные истории.

"Можно я погрызу орехов?", - спросил Хитрец.

"Нельзя", - ответил Висельник, - "Они тебя сразу услышат"

"Ну и путь услышат. Не было еще случая, чтобы я не погрыз орехов на Хеллоуин!", - и он разгрыз один орех.

Он говорил так громко, что Висельник испугался и бросился бежать с чердака, но тяжеленная воловья кожа, которую Хитрец пришил к его плащу, волочилась за ним.

"Он украл мою воловью кожу!", - закричал фермер, и вся компания погналась за Висельником, но тот был слишком проворен для них, а когда ему удалось оторвать от подола плаща шкуру, он полетел, как заяц и во мгновение ока достиг своего тайного убежища. Но пока он бегал, Хитрец спустился с чердака, обшарил весь дом и наконец нашел сундук с золотыми и серебряными монетами, спрятанный в кладовой под соломой, хлебами и головками сыра.

Хитрец закинул на плечо сумку с деньгами, взял хлеба и сыра, и отправился к дому Черного Висельника.

"А, явился наконец, злодей!", - закричал Черный Висельник в великой ярости. - "Но я тебе отплачу!".

"Не надо так кричать", - ответил Хитрец спокойно. - "Я принес то, что ты хотел"

И с этими словами выложил на стол сумки с деньгами и еду.

"Ах, ты отличный вор!", - сказала жена Черного Висельника, а сам Висельник добавил:

"Да, ты и впрямь умный парень", - и они разделил добычу, и Черный Висельник взял себе одну половину, а Хитрец - другую.

Несколько недель спустя Висельник получил весточку о том, что будет неподалеку от города большая свадьба, и у жениха множество друзей, и все присылают ему к свадьбе подарки. Один богатый фермер, который жил возле торфяного болота, решил, что нет для молодой пары лучшего подарка, чем прекрасная откормленная овца. Он приказал своему пастуху отправляться на гору, где паслись его стада, и привести ему лучшую из лучших овцу. И пастух выбрал самую большую и откормленную овцу, с тонкой белоснежной шерстью, связал ей ноги, закинул на плечи и понес к фермеру.

В тот день Хитрец прогуливался неподалеку от болота, и вдруг увидел человека, который идет по дороге, что ведет как раз мимо дома Висельника, и несет на плечах прекрасную овцу. Овца была тяжелая, и человек шел медленно, так что Хитрец сразу понял, что успеет добежать до дома своего учителя прежде, чем, чем пастух успеет уйти далеко.

"Бьюсь об заклад", - крикнул от, подбежав к дому Висельника, - "Что украду овцу у того простака прежде, чем он пройдет мимо твоего дома!"

"В самом деле?", - проговорил Висельник. - "Спорю на сотню серебряных монет, что ничего у тебя не выйдет".

"В любом случае я попробую", - ответил Хитрец и исчез в кустах. Он бежал быстро, пока не добрался до леса, через который должен был пройти пастух, снял один свой новенький башмак, вымазал его грязью и бросил его на дорожке. Потом он спрятался за большим камнем и стал ждать. Вскоре подошел пастух подошел и увидел лежащий на дороге башмак, и даже наклонился, пытаясь его получше рассмотреть.

"Такой прекрасный башмак!", - сказал пастух. "Но что в нем толку, если нет к нему пары? Да и грязный к тому же…", - и пастух пошел дальше. Хитрец улыбнулся, услышав его, забрал свой ботинок, побежал коротким путем и намного обогнал пастуха и положил на дорожке другой свой башмак.

Через некоторое время на дорожке показался пастух и увидел второй башмак.

"Гляди-ка, да это как раз пара к тому башмаку, что я видел милю назад! Вернусь-ка я и заберу его, и будет у меня пара отличных новеньких башмаков!", - с этими словами он положил овцу и второй башмак на траву в стороне от тропы и побежал вверх по тропинке.

Тогда Хитрец вышел из укрытия, надел свои ботинки, взял овцу и понес ее домой. И Висельник заплатил ему сотню серебряных монет.

А пастух добрался до фермерского дома уже ночью, рассказал ему все, что с ним случилось, и хозяин крепко выругал его за глупость и небрежность, а потом приказал ему назавтра опять сходить на гору и принести из его стад лучшую козочку, что он сможет найти. Но Хитрец и на следующий день следил за пастухом, и когда тот шел по тропинке с козочкой на плечах, Хитрец спрятался в кустах и сал блеять как овца, и делал это так искусно, что даже сами овцы не заметили бы подвоха.

"Да ведь это, верно, та самая овца, что сбежала от меня вчера!", - подумал пастух. Он положил козочку в траву и бросился в лес искать овцу. А Хитрец вышел из своего укрытия, подхватил козочку на плечи и отнес к Черному Висельнику. Пастух не поверил своим глазам, когда вышел из леса, не найдя никакой овцы, и увидел, что пропала и козочка!

Он очень боялся вернуться к хозяину с таким же точно рассказом, как и вчера. Поэтому он в отчаянии снова и снова обшаривал лес возле тропы, и только когда спустилась ночь, он понял, что не найдет ни овцы, ни козочки, и придется все же вернуться и все рассказать хозяину.

Конечно же, фермер страшно разозлился, когда пастух и во второй раз не принес ему подарка для молодых. Но все же велел ему и назавтра тоже отправиться на гору, и привести с собой самого хорошего быка, но если он и в третий раз не сможет справиться с таким простым заданием, он потеряет свое место.

Но Хитрец снова увидел пастуха, когда тот шел к деревне и вел с собой огромного черного быка. Хитрец кинулся к Черному Висельнику и закричал:

"Скорее, скорее, пойдем в лес - неплохо бы заполучить к овечке и козочке еще и этого быка!"

"Но как мы это сделаем?", - спросил Черный Висельник.

"Ох, это совсем просто! Ты спрячешься, и будешь блеять, как овца, а я с другой стороны буду мекать козочкой. Все будет хорошо, уж будь уверен!"

Пастух шел неспешно, погоняя перед собой быка, когда он внезапно услышал громкое блеяние недалеко от тропы, и жалобное меканье козочки с другой стороны.

"Должно быть, это потерявшиеся овца и козочка", - сказал он. - "Да, это наверняка так и есть". И, привязав быка крепко-накрепко к толстому дереву, он кинулся в лес искать потерянных животных, и искал их, пока совсем не замучился.

А к тому времени, как он вернулся на тропу, Черный Висельник и Хитрец уже не только угнали быка, но и зарезали его на мясо, а женушка Висельника уж начала готовить жаркое. И пастух вернулся к хозяину, и признался, что его обманули и в третий раз.

После этого случая, Висельник и Хитрец становились все смелее и смелее, они украли множество овец, коров и коз, продали их и стали весьма богаты.

Как-то раз они возвращались с рынка с выручкой, как вдруг увидели виселицу, установленную на вершине холма.

"Давай остановимся и сходим поглядеть", - попросил Хитрец. - "Я никогда не видел виселицу так близко, хоть и говорят, что она ждет каждого вора".

Вокруг не было ни души, и они смогли внимательно осмотреть виселицу.

"Интересно, что чувствуют те, кого вешают", - сказал Хитрец. - "Хотел бы я знать это заранее, на случай, если меня когда-нибудь поймают. Попробую-ка я, да и тебе не мешает проверить что да как"

Тогда он накинул себе на шею петлю, и поскольку думал, что все это совсем безопасно, сказал Висельнику, чтобы он потихоньку начинал тянуть за другой конец веревки.

"Если я задрыгаю ногами", - сказал Хитрец, - "опускай меня сразу же на землю".

Черный Висельник стал тянуть за веревку, но уже через полминуты ноги Хитреца задергались, и Висельник сразу опустил его на землю.

"Ты даже представить себе не можешь то забавное чувство, которое возникает, когда тебя вешают", - прохрипел Хитрец. Лицо у него было совсем фиолетовое и говорил он очень невнятно. - "Не думаю, что попробуй ты это прежде меня, ты согласился бы, чтобы я поднимался на виселицу, потому что это самое большое удовольствие, которое мне когда-либо доставалось! Я и ногами-то дрыгал от восторга"

"Ну-ка, дай и я попробую, раз это так хорошо", сказал Черный Висельник. "Только ты уж сделай узел понадежнее - я не хочу упасть и сломать себе шею".

"Ну уж я за этим послежу", - ответил Хитрец. - "Когда тебе надоест, ты только свистни - и я тебя опущу на землю.

Когда он поднял Черного Висельника на веревке так высоко, как только смог, он поглядел на него и напомнил:

"Как захочешь спуститься, так не забудь - свистни. Но если тебе понравится так же, как и мне, подергай ногами"

В этот момент ноги Висельника начали дергаться, а Хитрец стоял внизу и, посмеиваясь, смотрел на него.

"О, какой ты смешной! Мог бы ты только себя видеть! Нет, ты действительно смешной, но все же не забудь - свистни, как только решишь спуститься, и я враз тебя сниму".

Но свиста все не было, да и ноги перестали дергаться, потому что Черный Висельник умер, как и рассчитывал Хитрец.

Потом Хитрец пошел в дом Черного Висельника, к его жене, и сказал ей, что ее муж умер, и теперь Хитрец сам на ней женится. Но женщина любила только Висельника, хоть он и был вором, и она в ужасе сбежала из дому и стала всех жителей настраивать против Хитреца, и вскоре он вынужден был уехать в другую часть станы - туда, где никто о нем не знал.

Когда его матушка узнала об отъезде своего сына, она решила, что тот устал от краж и решил подыскать себе какое-нибудь приличное ремесло. Но на самом деле Хитрецу очень нравилось жить так, как он живет, и на новом месте он тоже стал вором и нашел себе друзей, таких же как и он воров, и они грабили и грабили, пока как-то раз не обворовали сокровищницу самого короля. Король посоветовался с мудрецами, и отправил отряд солдат, чтобы они поймали воров.

Долго солдаты пытались поймать их шайку, но Хитрец был очень умен, и мастерски избегал любых ловушек, которые устраивали стражники. Он как-то раз даже обокрал их, когда они заночевали в сарае в одной маленькой деревне, а потом перебил сонных, и местных жителей убедил, что они сами поубивали друг-друга. Но, так или иначе, когда солнце поднялось, в деревне не осталось ни одного солдата.

Эти известия вскоре достигли ушей короля и сильно разозлили его. Он созвал своих мудрецов, и стал выспрашивать у них совета, как ему поступить дальше. Мудрецы посоветовали устроить пир на весь мир, и пригласить всех жителей, от графа до пахаря. Наверняка такой нахальный вор не удержится, чтобы не явиться и не пригласить на танец королевскую дочку.

"Хороший совет", сказал король, и сразу отдал приказ готовиться к празднику. И все люди его королевства явились на пир, и Хитрец пришел вместе со всеми.

Когда каждый съел и выпил столько, сколько хотел, все пошли танцевать. Около танцевального зала в дверях стоял один из королевских мудрецов, и держал наготове бутылку черной-пречерной мази. Когда Хитрец проходил мимо него, Мудрец поставил маленькую черную точку у него за ухом. Хитрец сначала ничего не почувствовал, потому что искал повсюду королевскую дочку, чтобы пригласить ее танцевать. Но когда он приблизился к ней, он увидел эту самую точку в большом зеркале, что висело на стене, и сразу понял, зачем его так пометили.

Через какое-то время Хитрец снова подошел к королевской дочке, и пригласил ее на второй танец, и принцесса согласилась. А когда он наклонился, чтобы поправить завязки ботинок, она быстро достала из кармана бутылочку с черной мазью, что дал ей мудрец, и оставила черное пятнышко на щеке Хитреца. Правда, она не была столь искусна, как мудрец, и поэтому Хитрец сразу почувствовал ее прикосновение. Они пошли танцевать, и вскоре Хитрец придумал, что делать: он стянул у принцессы бутылочку с черной мазью, и пометил точками еще двадцать мужчин, включая самого Мудреца, а в конце танца осторожно положил бутылочку принцессе в карман.

Когда танцы подошли к концу, король приказал запереть все двери и везде искать мужчину с двумя черными точками на лице. Его слуги пошли меж людей, и вскоре нашли одного человека с черными метками… а потом и второго, и третьего… И даже на лице мудреца были черные точки. Не зная, что делать, слуги поспешили к королю, и тот потребовал привести мудреца.

"Должно быть", - сказал король, - "вор украл твою бутылку с мазью и всех пометил"

"Нет, ваше величество, бутылка здесь", - ответил мудрец.

"Тогда он украл твою бутылочку, дочь моя!" - сказал король, оборачиваясь к принцессе.

"Нет, батюшка, она в целости и сохранности в моем кармане", - и принцесса показала отцу бутылочку.

Все трое помолчали, глядя друг на друга.

"Ладно", - сказал король. - "Человек, который это сделал, умнее большинства других людей, и если он сам назовет себя, пусть женится на принцессе и берет в управление половину моих земель, пока я жив, и все земли после того, как я умру. Идите и объявите это в танцевальном зале.

Но когда слуги объявили волю короля, ко всеобщему удивлению не один человек, а все двадцать с черными точками на лицах вышли вперед.

"Я - тот человек, о котором вы говорили", - сказали они хором. Слуги в смятении кинулись к королю, но ни он, ни принцесса, ни мудрец не смогли придумать, как выявить настоящего Хитреца.

В конце-концов они решили поступить так: в замок пусть приведут ребенка, принцесса даст ему яблоко, а потом ребенок пойдет к тем двадцати с пятнышками на лицах, и кому отдаст яблоко, тот и станет женихом принцессы.

"Конечно", - сказал король, - "это может оказаться не тот человек, но что уж тут поделаешь".

Но принцесса сама повела ребенка в комнату, где были те двадцать мужчин. Она внимательно оглядела их, и нашла среди них Хитреца, на шее которого висели деревянные мундштуки для волынки, и тогда она прошептала ребенку, кому отдать яблоко.

"Так не честно", - сказал королевский слуга, который присматривал за происходящим. Он забрал у Хитреца яблоко и снова отдал его ребенку, а мужчин поменял местами. Но ребенок уже запомнил Хитреца, и пошел с яблоком прямо к нему.

"Этого человека ребенок выбрал дважды", сказал слуга королю, пихая Хитреца в спину, чтобы тот встал на колени перед властелином. - "Все было честно и справедливо".

Таким образом Хитрец стал королевским зятем, и на следующий день они с принцессой поженились.

Через несколько дней после свадьбы молодые прогуливались вместе в лесу, и вдруг увидели речку, через которую был перекинут мост.

"Как называется этот мост?", - спросил Хитрец.

"Это Дублинский мост, муж мой", - отвечала ему принцесса.

"О, действительно? Моя мать много раз говорила мне, особенно когда я шалил, что меня повесят у Дублинского моста".

"О, если вы хотите исполнить ее пророчество", - улыбнулась принцесса, - "позволь мне только обвязать мой платок вокруг твоей лодыжки, и я подержу тебя, пока ты повисишь на мосту"

"Прекрасная забава", - сказал Хитрец, - "Но ты меня не удержишь".

"Удержу, удержу! Давай попробуем?"

Тогда Хитрец позволил ей обвязать платок вокруг его лодыжки, и он висел на мосту головой вниз, а принцесса держала его, и оба они смеялись и шутили о том, какая сильная ему досталась жена.

"А теперь вытаскивай меня", - сказал Хитрец.

Но в этот миг от дворца раздались крики, что дворец горит. Принцесса обернулась, и носовой платок выскользнул из ее пальцев, а Хитрец упал головой вниз на камни и тотчас умер.

Вот так осуществилось пророчество его матери.

Давным-давно жил на свете король, и было у него три дочери. Как-то раз они все обедали за одним столом, и король-отец сказал: "Я хочу знать, как вы, три мои дочери, любите меня"

Тогда старшая дочь сказала: "Папочка, я люблю тебя так же сильно, как собственные глаза"

А средняя сказала "Я люблю тебя так же сильно, как собственное сердце"

А младшая ответила: "Милый папочка, я люблю тебя так же сильно как соль и воду"

Король удивился ответу младшей дочери: "Неужели ты ценишь меня так низко, как ценится в наших краях соль и вода? Кликните сюда палачей, я хочу казнить ее сей же час!"

Но старшие дочери побежали к палачу и дали ему денег, и упросили того вместо их младшей сестрицы разрубить на куски большую собаку. Палач так и сделал, и принес королю собачий язык и куски кожи: "Вот, ваше королевское величество, ее язык и куски кожи"

И король щедро наградил его.

Бедная королевна, которую старшие сестры тайком вывели из замка, долго скиталась по полям и лесам, пока в один прекрасный день не повстречала в чаще колдуна, который привел ее в свой дом, что стоял в стольном городе соседнего королевства, прямо напротив дворца. Тут ее и увидел королевский сын, и сразу же полюбил больше жизни, а через некоторое время королевна согласилась стать его женой.

Как-то раз колдун пришел к ней и сказал: "Ты должна убить меня за день до своей свадьбы. Ты должна пригласить трех королей из соседних королевств, и первым - твоего отца. Ты должна приказать слугам, чтобы воду и соль подавали всем гостям, за исключением твоего отца".

Вернемся же к королю молодой королевны, который чем дольше жил, тем больше осознавал свою потерю, и даже заболел от горя и печали. Когда он получил приглашение на свадьбу, он сказал: "Ах, как же я поеду любоваться на счастье молодых без своей любимой дочери?" И решил никуда не ездить. Но потом он подумал, и сказал: "Но король и принц могут обидеться, если я не приеду, и чего доброго объявят мне войну"

Он принял приглашение и вскоре выехал в соседнее королевство.

За день до свадьбы королевна и ее жених убили колдуна, и разрубили его тело на куски, и разложили те куски в разных комнатах, и везде брызгали его кровью - и в комнатах и на лестнице, и вскоре кровь и плоть колдуна стала золотом и драгоценными каменьями.

Когда три короля прибыли и увидели лестницу из чистого золота, они даже не захотели идти по ней.

"Не берите в голову и поднимайтесь", - небрежно сказал принц, - "Это сущая безделица".

А вечером они поженились. На следующий день был роскошный пир, и принц и королевна отдали всем слугам приказ: "Вон тому королю не подавать ни воды, ни соли, как бы он не просил".

Все сели за стол, и молодая королева сидела неподалеку от своего отца, но он ничего не ел.

Его дочь сказала: "Ваше величество, отчего же вы не кушаете? Вам не нравится еда?"

"Что за чушь! Все великолепно"

"Но отчего же вы тогда не кушаете?"

"Я неважно себя чувствую"

Жених и невеста предлагали ему то кусочек мяса, то рыбы, но король ото всего отказывался, потому что не мог себя заставить есть пищу без соли, и не было воды, чтобы запить ее.

Когда все поели, то начали рассказывать друг-другу истории, и король с великой печалью рассказал всем о своей младшей дочери. Молодая королева попросила извинить ее, и поднялась в свои покои. Там она оделась в то самое платье, в котором она была, когда отец приказал казнить ее.

"Ты приказал меня казнить только за то, что я сказала, что люблю тебя как соль и воду. Надеюсь, теперь ты понимаешь, как драгоценны они могут быть"

Ее отец не мог и слова вымолвить, но все же заключил ее в объятия и попросил у нее прощения.

И жили они с тех пор в счастье, которое никогда не покидало их.

источник

Жила-была девочка, премиленькая, прехорошенькая, но очень бедная, и летом ей приходилось ходить босиком, а зимою - в грубых деревянных башмаках, которые ужасно натирали ей ноги.

В деревне жила старушка башмачница. Вот она взяла да и сшила, как умела, из обрезков красного сукна пару башмачков. Башмаки вышли очень неуклюжие, но сшиты были с добрым намерением, - башмачница подарила их бедной девочке.

Девочку звали Карен.

Она получила и обновила красные башмаки как раз в день похорон своей матери.

Нельзя сказать, чтобы они годились для траура, но других у девочки не было; она надела их прямо на голые ноги и пошла за убогим соломенным гробом.

В это время по деревне проезжала большая старинная карета и в ней - важная старая барыня.

Она увидела девочку, пожалела и сказала священнику:

- Послушайте, отдайте мне девочку, я позабочусь о ней.

Карен подумала, что все это вышло благодаря ее красным башмакам, но старая барыня нашла их ужасными и велела сжечь. Карен приодели и стали учить читать и шить. Все люди говорили, что она очень мила, зеркало же твердило: "Ты больше чем мила, ты прелестна".

В это время по стране путешествовала королева со своей маленькой дочерью, принцессой. Народ сбежался ко дворцу; была тут и Карен. Принцесса, в белом платье, стояла у окошка, чтобы дать людям посмотреть на себя. У нее не было ни шлейфа, ни короны, зато на ножках красовались чудесные красные сафьяновые башмачки; нельзя было и сравнить их с теми, что сшила для Карен башмачница. На свете не могло быть ничего лучшего этих красных башмачков!

Карен подросла, и пора было ей конфирмоваться; ей сшили новое платье и собирались купить новые башмаки. Лучший городской башмачник снял мерку с ее маленькой ножки. Карен со старой госпожой сидели у него в мастерской; тут же стоял большой шкаф со стеклами, за которыми красовались прелестные башмачки и лакированные сапожки. Можно было залюбоваться на них, но старая госпожа не получила никакого удовольствия: она очень плохо видела. Между башмаками стояла и пара красных, они были точь-в-точь как те, что красовались на ножках принцессы. Ах, что за прелесть! Башмачник сказал, что они были заказаны для графской дочки, да не пришлись по ноге.

- Это ведь лакированная кожа? - спросила старая барыня. - Они блестят!

- Да, блестят! - ответила Карен.

Башмачки были примерены, оказались впору, и их купили. Но старая госпожа не знала, что они красные, - она бы никогда не позволила Карен идти конфирмоваться в красных башмаках, а Карен как раз так и сделала.

Все люди в церкви смотрели на ее ноги, когда она проходила на свое место. Ей же казалось, что и старые портреты умерших пасторов и пасторш в длинных черных одеяниях и плоеных круглых воротничках тоже уставились на ее красные башмачки. Сама она только о них и думала, даже в то время, когда священник возложил ей на голову руки и стал говорить о святом крещении, о союзе с богом и о том, что она становится теперь взрослой христианкой. Торжественные звуки церковного органа и мелодичное пение чистых детских голосов наполняли церковь, старый регент подтягивал детям, но Карен думала только о своих красных башмаках.

После обедни старая госпожа узнала от других людей, что башмаки были красные, объяснила Карен, как это неприлично, и велела ей ходить в церковь всегда в черных башмаках, хотя бы и в старых.

В следующее воскресенье надо было идти к причастию. Карен взглянула на красные башмаки, взглянула на черные, опять на красные и - надела их.

Погода была чудная, солнечная; Карен со старой госпожой прошли по тропинке через поле; было немного пыльно.

У церковных дверей стоял, опираясь на костыль, старый солдат с длинною, странною бородой: она была скорее рыжая, чем седая. Он поклонился им чуть не до земли и попросил старую барыню позволить ему смахнуть пыль с ее башмаков. Карен тоже протянула ему свою маленькую ножку.

- Ишь, какие славные бальные башмачки! - сказал солдат. - Сидите крепко, когда запляшете!

И он хлопнул рукой по подошвам.

Старая барыня дала солдату шиллинг и вошла вместе с Карен в церковь.

Все люди в церкви опять глядели на ее красные башмаки, все портреты - тоже. Карен преклонила колена перед алтарем, и золотая чаша приблизилась к ее устам, а она думала только о своих красных башмаках, - они словно плавали перед ней в самой чаше.

Карен забыла пропеть псалом, забыла прочесть "Отче наш".

Народ стал выходить из церкви; старая госпожа села в карету, Карен тоже поставила ногу на подножку, как вдруг возле нее очутился старый солдат и сказал:

- Ишь, какие славные бальные башмачки! Карен не удержалась и сделала несколько па, и тут ноги ее пошли плясать сами собою, точно башмаки имели какую-то волшебную силу. Карен неслась все дальше и дальше, обогнула церковь и все не могла остановиться. Кучеру пришлось бежать за нею вдогонку, взять ее на руки и посадить в карету. Карен села, а ноги ее все продолжали приплясывать, так что доброй старой госпоже досталось немало пинков. Пришлось наконец снять башмаки, и ноги успокоились.

Приехали домой; Карен поставила башмаки в шкаф, но не могла не любоваться на них.

Старая госпожа захворала, и сказали, что она не проживет долго. За ней надо было ухаживать, а кого же это дело касалось ближе, чем Карен. Но в городе давался большой бал, и Карен пригласили. Она посмотрела на старую госпожу, которой все равно было не жить, посмотрела на красные башмаки - разве это грех? - потом надела их - и это ведь не беда, а потом... отправилась на бал и пошла танцевать.

Но вот она хочет повернуть вправо - ноги несут ее влево, хочет сделать круг по зале - ноги несут ее вон из залы, вниз по лестнице, на улицу и за город. Так доплясала она вплоть до темного леса.

Что-то засветилось между верхушками деревьев. Карен подумала, что это месяц, так как виднелось что-то похожее на лицо, но это было лицо старого солдата с рыжею бородой. Он кивнул ей и сказал:

- Ишь, какие славные бальные башмачки!

Она испугалась, хотела сбросить с себя башмаки, но они сидели крепко; она только изорвала в клочья чулки; башмаки точно приросли к ногам, и ей пришлось плясать, плясать по полям и лугам, в дождь и в солнечную погоду, и ночью и днем. Ужаснее всего было ночью!

Танцевала она танцевала и очутилась на кладбище; но все мертвые спокойно спали в своих могилах. У мертвых найдется дело получше, чем пляска. Она хотела присесть на одной бедной могиле, поросшей ди кою рябинкой, по не тут-то было! Ни отдыха, ни покоя! Она все плясала и плясала... Вот в открытых дверях церкви она увидела ангела в длинном белом одеянии; за плечами у него были большие, спускавшиеся до самой земли крылья. Лицо ангела было строго и серьезно, в руке он держал широкий блестящий меч.

- Ты будешь плясать, - сказал он, - плясать в своих красных башмаках, пока не побледнеешь, не похолодеешь, не высохнешь, как мумия! Ты будешь плясать от ворот до ворот и стучаться в двери тех домов, где живут гордые, тщеславные дети; твой стук будет пугать их! Будешь плясать, плясать!..

- Смилуйся! - вскричала Карен.

Но она уже не слышала ответа ангела - башмаки повлекли ее в калитку, за ограду кладбища, в поле, по дорогам и тропинкам. И она плясала и не могла остановиться.

Раз утром она пронеслась в пляске мимо знакомой двери; оттуда с пением псалмов выносили гроб, украшенный цветами. Тут она узнала, что старая госпожа умерла, и ей показалось, что теперь она оставлена всеми, проклята, ангелом господним.

И она все плясала, плясала, даже темною ночью. Башмаки несли ее по камням, сквозь лесную чащу и терновые кусты, колючки которых царапали ее до крови. Так доплясала она до маленького уединенного домика, стоявшего в открытом поле. Она знала, что здесь живет палач, постучала пальцем в оконное стекло и сказала:

- Выйди ко мне! Сама я не могу войти к тебе, я пляшу!

И палач отвечал:

- Ты, верно, не знаешь, кто я? Я рублю головы дурным людям, и топор мой, как вижу, дрожит!

- Не руби мне головы! - сказала Карен. - Тогда я не успею покаяться в своем грехе. Отруби мне лучше ноги с красными башмаками.

И она исповедала весь свой грех. Палач отрубил ей ноги с красными башмаками, - пляшущие ножки понеслись по полю и скрылись в чаще леса.

Потом палач приделал ей вместо ног деревяшки, дал костыли и выучил ее псалму, который всегда поют грешники. Карен поцеловала руку, державшую топор, и побрела по полю.

- Ну, довольно я настрадалась из-за красных башмаков! - сказала она. - Пойду теперь в церковь, пусть люди увидят меня!

И она быстро направилась к церковным дверям: вдруг перед нею заплясали ее ноги в красных башмаках, она испугалась и повернула прочь.

Целую неделю тосковала и плакала Карен горькими слезами; но вот настало воскресенье, и она сказала:

- Ну, довольно я страдала и мучилась! Право же, я не хуже многих из тех, что сидят и важничают в церкви!

И она смело пошла туда, но дошла только до калитки, - тут перед нею опять заплясали красные башмаки. Она опять испугалась, повернула обратно и от всего сердца покаялась в своем грехе.

Потом она пошла в дом священника и попросилась в услужение, обещая быть прилежной и делать все, что сможет, без всякого жалованья, из-за куска хлеба и приюта у добрых людей. Жена священника сжалилась над ней и взяла ее к себе в дом. Карен работала не покладая рук, но была тиха и задумчива. С каким вниманием слушала она по вечерам священника, читавшего вслух Библию! Дети очень полюбили ее, но когда девочки болтали при ней о нарядах и говорили, что хотели бы быть на месте королевы, Карен печально качала головой.

В следующее воскресенье все собрались идти в церковь; ее спросили, не пойдет ли она с ними, но она только со слезами посмотрела на свои костыли. Все отправились слушать слово божье, а она ушла в свою каморку. Там умещались только кровать да стул; она села и стала читать псалтырь. Вдруг ветер донес до нее звуки церковного органа. Она подняла от книги свое залитое слезами лицо и воскликнула:

- Помоги мне, господи!

И вдруг ее всю осияло, как солнцем, - перед ней очутился ангел господень в белом одеянии, тот самый, которого она видела в ту страшную ночь у церковных дверей. Но теперь в руках он держал не острый меч, а чудесную зеленую ветвь, усеянную розами. Он коснулся ею потолка, и потолок поднялся высоко-высоко, а на том месте, до которого дотронулся ангел, заблистала золотая звезда. Затем ангел коснулся стен - они раздались, и Карен увидела церковный орган, старые портреты пасторов и пасторш и весь народ; все сидели на своих скамьях и пели псалмы. Что это, преобразилась ли в церковь узкая каморка бедной девушки, или сама девушка каким-то чудом перенеслась в церковь?.. Карен сидела на своем стуле рядом с домашними священника, и когда те окончили псалом и увидали ее, то ласково кивнули ей, говоря:

- Ты хорошо сделала, что тоже пришла сюда, Карен!

- По милости божьей! - отвечала она.

Торжественные звуки органа сливались с нежными детскими голосами хора. Лучи ясного солнышка струились в окно прямо на Карен. Сердце ее так переполнилось всем этим светом, миром и радостью, что разорвалось. Душа ее полетела вместе с лучами солнца к богу, и там никто не спросил ее о красных башмаках.

Как произошло изгнание сыновей Уснеха? Не трудно сказать.

Собрались улады на пир в доме Федельмида, сына Далла, рассказчика Конхобара. Была среди них и жена того Федельмида, она прислуживала гостям. А была она уже на сносях. Много было выпито рогов с пивом, много было съедено мяса, поднялось в доме пьяное веселье.

Настала ночь, и направилась женщина к своему ложу. Когда проходила она по дому, раздался в ее животе страшный крик, разнесся он по всему дому. Все мужчины в доме вскочили со своих мест и сбежались на этот крик. Сказал тогда Сенха, сын Айлиля: - Стойте,- сказал он,- пусть приведут сюда эту женщину, и она объяснит нам, что значит этот крик. Привели ту женщину. Сказал ей тогда муж ее, Федельмид:

Страшный стон извергло
Твое ревущее чрево.
Что означает этот
Крик из разбухших бедер?
Страхом скрепил он сердце,
Ужасом уши ранил.

Тогда подошла она к Катбаду и так сказала:

Вы послушайте лучше Катбада
Благородного и прекрасного,
Осененного тайным знанием.

А сама я словами ясными
Про то, что Федельмид вложил в меня,
Не могу сказать.
Ведь не ведомо женщине,
Что во чреве
У нее спрятано.

Тогда сказал Катбад:

В чреве твоем спрятана
Девочка ясноглазая,
С кудрями белокурыми
И щеками пурпурными.

Ее зубы белы как снег
Ее губы красны как кровь.
Много крови из-за нее
Будет пролито среди уладов.

Девочка в чреве спрятана,
Стройная, светлая, статная.
Сотни воинов сразятся из-за нее,
Короли к ней будут свататься
И с войсками подступят с Запада
Враги пятины Конхобара.

Будут губы ее как кораллы,
Будут зубы ее как жемчуг
Позавидуют королевы
Красоте ее совершенной.

Положил Катбад ладонь на живот женщины и ощутил трепет под своей ладонью.

- Поистине,- сказал он,- это девочка. Будет имя ее - Дейрдре. И много зла случится из-за нее.

Когда девочка родилась, спел Катбад такую песнь:

Предрекаю тебе, о Дейрдре,
Что лицо твое, полное прелести,
Принесет много горя уладам,
О, прекрасная дочь Федельмида.

Будут горькие годы долгими,
О, женщина жестокая,
Будут изгнаны из Улада
Сыновья могучего Уснеха.

Будет время то тяжким бременем,
Будет Эмайн горем усеяна,
О лице твоем память скорбная
Сохранится на годы долгие.

По вине твоей будут оплаканы,
О, женщина желанная,
Смерть Фиахны, сына Конхобара
И уход от уладов Фергуса.

Красотой твоей будут вызваны,
О, женщина желанная,
Гибель Геррке, сына Иладана,
Срам Эогана, сына Дуртахта.

И сама в своей горькой ярости
Ты решишься на дело страшное.
Жить недолгий век тебе выпало,
Но оставишь ты память долгую.

- Да будет убита эта девочка,- сказали все.

- Нет,- сказал Конхобар.- Пусть завтра принесут ее в мой дом. Будет она воспитана у меня и, когда вырастет, станет моей женой.

Никто из уладов не стал тогда спорить с ним. Так все и было сделано.

Была воспитана она у Конхобара, и стала прекраснейшей девушкой в Ирландии. Воспитывалась она отдельно от всех, чтобы ни один улад не увидел ее, пока не разделит она ложе Конхобара. Ни один человек не допускался к ней, кроме ее кормилицы и названного отца, да еще приходила к ней Леборхам, которой ничего нельзя было запретить, ибо была она заклинательницей.

Как-то зимним днем названный отец девушки обдирал на дворе теленка, чтобы приготовить для нее еду. Прилетел тут ворон и стал пить пролитую на снег кровь. И тогда сказала Дейрдре Леборхам:

- Смогу я полюбить только такого человека, у которого будут эти цвета: щеки, как кровь, волосы, как ворон, тело, как снег.

- Счастье и удача тебе! - сказала Леборхам,- ибо близко от тебя этот человек, это Найси, сын Уснеха.

- Не буду я здорова,- сказала девушка,- пока не увижу его.

Как-то однажды гулял Найси один возле королевского замка в Эмайн и пел. Чудесным было пение сыновей Уснеха. Каждая корова и каждая пчела, слыша его, давала в три раза больше молока и меда. Сладко было слышать его и людям, впадали они от него в сон, как от чудесной музыки. Умели они и владеть оружием: если становились они спинами друг к другу, не могли одолеть их и все уладские воины. Таким было их воинское искусство и выручка в бою. Быстры, как псы, были они на охоте и поражали зверя на бегу.

И вот, когда гулял Найси так один и пел, выскользнула она наружу и стала прохаживаться мимо него и не признала его.

- Красива,- сказал он,- телочка, что прохаживается возле нас.

- Телочки хороши, коли есть на них быки,- сказала она.

- Рядом с тобой есть могучий бык,- сказал он,- король уладов.

- Из вас двоих больше мне по душе,- сказала она,- молодой бычок вроде тебя.

- Не бывать этому! - сказал он ей,- известно мне предсказание Катбада.

- Ты отказываешься от меня?

- Да,- сказал он.

Тогда бросилась она к нему и схватила его за оба уха*.

- Да будут на них срам и стыд,- сказала она,- коли не уведешь ты меня с собой.

- Оставь меня, женщина! - сказал он.

- Да будет так! - сказала она.

Тогда крикнул он громкий клич. Услышали его улады и сбежались, готовые к бою. Прибежали и сыновья Уснеха, услышав крик своего брата.

- Что случилось,- сказали они,- отчего улады готовы перебить друг друга?

Рассказал он им все, что случилось с ним.

- Великое зло произойдет от этого,- сказали они,- но не оставим мы тебя, пока живы. Мы уйдем в другую страну. Нет короля в Ирландии, который не впустил бы нас в свою крепость.

Стали они держать совет. В ту же ночь отправились они в путь, и трижды пятьдесят воинов было с ними, и трижды пятьдесят женщин, и трижды пятьдесят псов, и трижды пятьдесят слуг, и Дейрдре. Долго переходили они от одного короля к другому, спасаясь от мести Конхобара. Всю Ирландию прошли от Эсс Руада до Бенна Энгара, на северо-востоке.

Кончилось тем, что вынудили их улады отправиться в Альбу. Поселились они там на пустоши. Мало было им дичи в горах, и стали они совершать набеги на стада людей из Альбы и угонять скот. Решили тогда люди из Альбы собраться и напасть на них. Пришлось сыновьям Уснеха идти к королю Альбы и проситься к нему на службу. На королевских полях построили они себе дома. Так они поставили их, чтобы никто не увидел ту девушку, иначе не миновать им всем гибели.

Но как-то однажды увидел ее управитель дома короля: спала она в объятиях любимого. Пошел он тогда к королю.

- Не знали мы раньше,- сказал он,- женщины, достойной разделить твое ложе. Но вот видел я вместе с Найси, сыном Уснеха, женщину, которая достойна короля западного мира. Пусть Найси убьют, и тогда та женщина ляжет с тобой.

- Нет,- сказал король,- лучше ходи к ней каждый день и тайно уговаривай прийти ко мне.

Так и было сделано. Но все, что днем говорил ей управитель, она ночью рассказывала своему мужу. Не хотела она уступать этим просьбам, и тогда стал король посылать сыновей Уснеха в походы, в битвы и сражения, чтобы погибли они там. Но всюду выходили они победителями, и ничего нельзя было с ними сделать. Решили тогда люди из Альбы собраться и убить их. Сказала она об этом Найси.

- Собирайтесь в путь,- сказала она,- а то, если ночью не уйдете отсюда, утром будете мертвы.

Той же ночью ушли они оттуда и поселились на острове в море. Узнали об этом улады.

- Грустно будет,- сказали улады,- если сыновья Уснеха погибнут на вражеской земле по вине дурной женщины. Будь милостив к ним, о Конхобар. Пусть вернутся они в родную землю, а не погибнут среди врагов.

- Пусть будет так,- сказал Конхобар,- и мы пошлем к ним поручителей. Сообщили об этом сыновьям Уснеха.

- Мы согласны на это,- сказали они.- Пусть будут поручителями Фергус, Дубтах и Кормак, сын Конхобара.

Встретились они на берегу моря и пожали друг другу руки. Люди, что жили в том месте, по наущению Конхобара пришли звать Фергуса на пир. Сыновья Уснеха отказались идти с ними, ибо первой пищи в Ирландии хотели они вкусить за столом самого Конхобара. Пошел тогда с ними в Эмайн Фиаха, сын Фергуса, сам же Фергус, и Дубтах с ним, остался с теми людьми. Как раз в то время приехал к Конхобару для переговоров Эоган, сын Дуртахта, король Фернмага. Велел ему Конхобар убить сыновей Уснеха, прежде чем успеют они добраться до его дома.

Сыновья Уснеха вышли на поляну перед Эмайн Махой, Эоган вышел им навстречу; уладские женщины сидели на крепостном валу и смотрели на них. Сын Фергуса вышел вперед и стал рядом с Найси. Приветствовал Эоган Найси ударом своего большого копья, которое проломило ему хребет. Сын Фергуса успел обхватить Найси руками, и копье Эогана прошло и сквозь его тело. Тут началась битва, и ни один из изгнанников не вышел из нее живым: одни пали от удара мечом, другие - пронзенные копьями. А ту девушку привели к Конхобару, и руки ее были связаны за спиной. Сообщили об этом Фергусу, Дубтаху и Кормаку. Они тотчас вернулись и свершили много славных дел: Дубтах убил Мане, сына Конхобара, и Фиахну, сына Федельм, дочери Конхобара; Фергус убил Трайгтрена, сына Трайглетана, и его брата. Тогда разгневался Конхобар, началась битва, в которой пало триста уладов. Ночью Дубтах перебил уладских девушек, а под утро Фергус поджег Эмайн Маху. Потом ушли они к Айлилю и Медб, те радостно их приняли. С того дня не стало покоя уладам. Три тысячи воинов ушли вместе с ними и целых шестнадцать лет совершали на Улад жестокие набеги.

Дейрдре же прожила после этого год в доме Конхобара. Ни разу за этот год не улыбнулась она, не поела и не попила вдоволь. Ни разу не подняла она головы от колен. Когда приводили к ней музыкантов, она так говорила:

Смелых воинов светел облик,
Рати ряды радуют взоры,
Но мне милее легкая поступь
Храброго Найси братьев гордых.

Мед лесной приносил мне Найси,
У огня я его умывала,
Приходил с добычей с охоты Ардан,
Хворост сухой находил Андле.

Кажется сладким вам вкус меда
В доме Конхобара, сына Несс,
Мне же в то далекое время
Слаще казалась моя еда.

На той поляне светилось пламя
Костра, который готовил Найси
И казалась мне слаще меда
Добыча охоты сына Уснеха.

Кажется вам, что нежно пели
Все эти трубы и свирели,
Я же в то далекое время
Слышала музыку нежнее.

Нежным Конхобару кажется пение
Всех этих труб и свирелей,
Мне же знакома нежнее музыка:
Пение трех сыновей Уснеха.

Волны морские голоса Найси
Слушать хотелось мне неустанно,
Этот напев подхватывал Ардан,
Голосом звонким им вторил Андле.

Мой славный Найси, мой Найси милый,
Давно зарыта его могила.
Ах, не во мне ли та злая сила
Питья, которое его сгубило?
Мил мне был твой светлый облик
С лицом прекрасным и телом стройным.

Ах, не встретить уж мне сегодня
Сыновей Уснеха на пороге.
Мил мне был его разум ясный,
Мил мне был воин мудрый и статный,
И после долгих скитаний по Фале
Мила была сила его ударов.

Мил мне был его взгляд зеленый,
Для женщин - нежный, для недругов -
грозный,
И после долгой лесной охоты
Мил мне был голос его далекий.

Не сплю я ночью
И в пурпур не крашу ногти.
Кому скажу приветное слово,
Коль сына Уснеха нет со мною?
Не сплю я,
Полночи тоскуя.

Такую терплю я муку,
Что от звука смеха дрожу я.
Не несут мне утехи в моем уделе
Средь крепких стен прекрасной Эмайн
Тихий покой и смех веселый,
Убранство дома и облик светлый
Воинов смелых.

Когда подступал к ней Конхобар, так она говорила:

О, Конхобар, чего ты хочешь?
Ведь ты - причина моего горя!
И клянусь, что пока жива я,
Ты любви моей не узнаешь.

То, что всего прекраснее было,
То, что я когда-то любила,
Все ты отнял, о горе злое,
Я не увижу милого больше!

Того, кто был мне всех милее,
Мне уже никто не заменит.
И черный камень лежит над телом,
Таким прекрасным, нежным и белым.

Были красны и нежны его щеки,
Алыми - губы, черными - брови,
Были зубы его, как жемчуг,
Светлым сверканьем снега белее.

Выделялся статной осанкой
Он средь воинов Альбы.
Кайма из красного злата
Была на плаще его алом.

На рубашке его из шелка
Сверкающие каменья
Нашиты были и светлой
Бронзы - полсотни унций.

Меч с золотой рукоятью,
Два копья, тяжелых и острых,
В руке он держал, прикрываясь
Щитом с серебряным верхом.

Гибель принес нам Фергус,
Злую устроил встречу.
Честь свою залил хмелем -
Слава его померкнет!

Когда бы сошлись все воины
Вместе в открытом поле,
Всех отдала бы я уладов
За Найси, сына Уснеха.

Не разбивай мне сердце,
Уж близок час моей смерти.
Горе сильнее моря,
Помни об этом, Конхобар!

- Кого в моем доме ненавидишь ты больше всех? - сказал Конхобар.

- Тебя самого,- сказала она,- и Эогана, сына Дуртахта.

- Тогда проживешь ты год с Эоганом,- сказал Конхобар.

И он отдал ее в руки Эогана. На другой день Эоган поехал с нею в Маху. Она сидела позади него на колеснице. Поклялась она, что не будет у нее двоих мужей на земле в одно время.

- Добро тебе, Дейрдре,- сказал Конхобар,- как овца поводит глазами между двух баранов, так и ты между мною и Эоганом.

В то время проезжали они мимо большой скалы. Бросилась на нее Дейрдре головой. Ударилась ее голова о камни и разбилась. И она умерла.

Вот повесть об изгнании сыновей Уснеха, и об изгнании Фергуса, и о смерти сына Уснеха и Дейрдре.

Конец. Аминь.

* Это был обычай, по которому девушка могла признаться мужчине в любви и ему было уже трудно ее отвергнуть.

отсюда

То, о чем я сейчас расскажу, и вправду случилось на земле в стародавние времена. А не случись оно - то не было бы и моего рассказа.
Жил как-то на свете великий и могущественный император, и под рукой его собралось столько земель, что никто и не знал, где они начинаются, а где заканчиваются. Но если никто из живущих не знал пределов его царства, то не было на свете человека, который не ведал бы, что правый глаз императора всегда смеется, а из левого непрестанно катятся слезы. Некоторые придворные даже набирались храбрости спросить императора об этой его странности, но тот ничего не отвечал им: вражда между его правым и левым глазом оставалась тайной, и император хранил ее.
У императора подрастали сыновья. И боже мой, что это были за сыновья! Все три - как ясные утренние звезды в небе. Флориан, самый старший, был настолько высок и широкоплеч, что во всей империи не сыскалось бы ему равных. Костан, второй сын, был совсем другим. Он был мал ростом, жилист, и у него были необыкновенно сильные руки. Петру, младший сын, был высок и строен, и больше походил обликом на девицу, нежели на мужчину. Он мало говорил, но любил смеяться и петь, петь и смеяться, с самого утра и до поздней ночи. Он редко бывал серьезным, но если такое случалось, то он умудрялся выглядеть достаточно серьезным и мудрым, и даже принимал участие в имперском совете вместе с отцом.
«Ты уже совсем взрослый, Флориан», сказал как-то Петру своему брату. «Сходи и спроси отца, отчего же один его глаз всегда смеется, а другой всегда плачет».
Но Флориан не захотел идти, он знал, что император всегда сильно гневается, если задать ему этот вопрос.
Тогда Петру пошел к Костану, но тот тоже не захотел идти к отцу с вопросом.
«Ну ладно. Если вы все боитесь идти, я и сам схожу», вымолвил Петру. Сказано - сделано; младший сын прямиком отправился в покои отца и задал ему вопрос.
«Да чтоб ты ослеп!», закричал император. «Тебе-то что за дело до моих глаз?», и надрал Петру уши. Петру возвратился к братьям и все им рассказал, но с этого момента стал примечать, что левый глаз отца вроде бы стал плакать поменьше, а правый - смеяться побольше.
«Интересно», подумал тогда Петру, «связано ли это как-нибудь с моим вопросом? Была не была, попробую спросить отца еще раз. Не переломлюсь же я от двух батюшкиных затрещин».
И он еще раз пошел к отцу, и опять задал тот же вопрос, и отец опять надрал ему уши и выгнал, но с этого момента левый глаз императора плакал только изредка, а правый стал выглядеть на десять лет моложе.
«Я угадал», думал Петру. «Но теперь я знаю, что делать. Буду задавать отцу этот вопрос и получать оплеухи до тех пор, пока оба его глаза не засмеются».
Сказано - сделано. Петру всегда делал то, что решил сделать.
В конце-концов император сказал:
«Петру, любезный сын мой!», и оба его глаза смеялись. «Я вижу, ты уже многое обо мне понял. Что же, я расскажу тебе о тайне моих глаз. Мой правый глаз смеется и радуется, когда я вижу вас, трех моих сыновей, три сильных стройных дуба, что выросли от моего корня. Но мой левый глаз плачет, потому что я не знаю, сумеете ли вы удержать и сохранить мою империю после моей смерти, и сможете ли защитить земли, что достанутся вам во владения. Однако есть способ помочь мне: если вы, сыновья мои, принесете мне воду из источника Феи Утренней Зари, то я омою ею мои глаза, и уйдут тревоги, и оба моих глаза будут смеяться».
Так сказал император, и Петру пошел к своим братьям.
Они посоветовались, и решили, что надо отправляться в путь и добыть для отца воду того чудесного источника.
Флориан, как самый старший, отправился в конюшню и выбрал самого лучшего, великолепного жеребца, оседлал его, взял с собой припасов на дорогу, и, обняв на прощание братьев, отправился в путь.
«Я ухожу первым», сказал он своим братьям. «Но если я не вернусь ровно через один год, один месяц, одну неделю, один день и один час спустя с водой из источника Феи Утренней Зари, то ты, Костан, должен отправиться в путь и тоже попытать счастье». Так он сказал и выехал за ворота дворца.
Три дня и три ночи скакал Флориан, не касаясь поводьев своего коня и не сдерживая его. Как крылатый дух летел он над долинами и горами, над реками и полями, над лесами и озерами, пока не достиг Флориан границ империи своего отца. Вдоль границы шел ров, такой широкий и глубокий, что не было никакой возможности перебраться через него, и через него вел один только мост. Въехал он на мост, но не удержался, и развернул коня, чтобы еще раз кинуть взгляд на родную сторону. Но когда вновь обернулся к дальним неведомым землям, дорогу ему заступил дракон, и облик его был ужасен. Три головы были обращены к Флориану, и пасти всех трех кошмарных морд были широко распахнуты - верхние челюсти затмевали небо, а нижние касались земли.
Флориан так испугался страшного дракона, что побыстрее пришпорил коня и умчался куда глаза глядят - только бы подальше от чудища. Дракон же вздохнул, закрыл свои страшные пасти и исчез - и следа не осталось, и травинки не примялось.
Прошла неделя, но Флориан не возвращался домой. Прошло и две, и не было от него никаких вестей. Через месяц Костан стал часто захаживать в конюшни и присматривать себе сильного коня. И вот минул год, и месяц, и неделя, и день и час, и Костан оседлал себе крепкого и быстрого жеребца, обнял младшего брата и попрощался с ним.
«Если и я потерплю неудачу, то ты тоже, брат мой, жди год, и месяц, и неделю, и день, и час, и отправляйся на поиски», - сказал Костан и поехал по той же дороге, что и Флориан.
Дракон сидел все там же, и у него уже было пять голов, и головы эти были еще ужаснее, чем раньше, и Костан тоже убоялся, и ускакал от моста даже еще быстрее, чем его брат. И не было никаких вестей, ни от Флориана, ни от Костана, и Петру остался один.
«Я должен последовать за моими братьями, отец», сказал он однажды императору.
«Если ты считаешь, что должен - иди», ответил ему отец. «И может статься, что ты сможешь то, что не смогли они». И он простился с Петру, а Петру оседлал коня и поехал к границам империи.
Дракон на мосту стал еще кошмарнее, чем прежде, и было у него уже семь голов, одна страшнее другой.
Петру на миг придержал коня, когда увидел чудовище на мосту, но все же он собрался с духом, подъехал поближе, и крикнул дракону: «Прочь с дороги!», но дракон не шелохнулся. Тогда Петру крикнул в другой раз: «Прочь с дороги!», но дракон не двинулся. И Петру, еще раз крикнув: «Прочь с дороги!», потянул из ножен свой меч и бросился на дракона. И тогда свет небес будто померк вокруг него, и Петру оказался окружен огнем: огонь был и справа от него, огонь был и слева, и впереди полыхало пламя, и за спиной бушевал огонь, и Петру ничего не видел, кроме огня, который изрыгал семиглавый дракон. Конь под Петру визжал и пятился, крутился на месте и шарахался, и Петру все никак не мог использовать свой меч.
«Тише ты! Будь смелее, и минуем все беды», - сказал ему Петру и сильнее натянул поводья, и крепче сжал меч, конь пошел ровнее, но все равно шарахался от каждого языка пламени, а вокруг и было-то только, что дым и огонь.
«Нет с такого коня проку. Вернусь-ка я во дворец и поищу себе лошадь получше», - сказал Петру и повернул к дому.
У ворот встретила его нянюшка, старая Бирша, что с нетерпением ждала, когда он подъедет поближе.
«Ах, Петру, сыночек мой! Так я и думала, что ты вернешься», воскликнула она, «Как же ты мог поехать на такой кляче!»
«Что же мне делать, нянюшка? Это лучший конь наших конюшен!», спросил Петру и сердито, и печально.
«Послушай меня, мальчик мой», ответила старая Бирша. «Ты никогда в жизни не доберешься до Феи Утренней Зари, если не возьмешь того самого коня, на котором в молодости ездил туда твой отец-император. Сходи к нему, да спроси, где сейчас тот конь, потом сам оседлай его и отправляйся в путь».
Петру сердечно поблагодарил старую нянюшку, и пошел к отцу.
«Сын мой драгоценный!», воскликнул отец-император, когда Петру спросил его о коне. «Кто тебе рассказал о моем жеребце? Не иначе, старая ведьма Бриша! Ты сам подумай, уж полвека прошло с тех пор, как ходил я в походы, и кто теперь помнит, где тлеют кости моего верного коня, в какой комнате рассыпались в прах его узда и седло? Я уж и забыл о нем давно!»
Петру очень рассердился и вернулся к нянюшке.
«Не печалься, Петру», сказала с улыбкой Бриша. «Даже если все так, как сказал твой отец, не все потеряно. Сходи-ка да поищи ту самую сбрую, и принеси мне, в каком бы виде это сейчас не было, и я подумаю, что тут можно сделать».
Петру отправился на поиски, и нашел комнату, набитую седлами, стременами, подпругами, попонами и уздечками. Он выбрал самую старую из них, черную, рассохшуюся и почти рассыпающуюся и принес старухе. Бриша побормотала что-то над ней, попрыскала водой и окурила травами и опять отдала ее Петру.
«Возьми-ка ее, и пойди к крыльцу, и стегни той уздой по столбам, что держат крышу твоего дома и увидишь, что будет».
Петру взял узду и сделал все, что сказала ему старая нянька, и как же велико было его удивление, когда перед ним появился гнедой конь. О, такого великолепного коня во всем мире не сыскать! Седло на нем было все в золоте и каменьях, а чеканная уздечка была так хороша, что глаз не оторвать. Добрый конь, доброе седло и добрая узда - все как раз для молодого героя.
«Прыгай скорей ему на спину», сказала Бриша и пошла обратно к дому.
Через миг Петру уже сидел в седле, и держал поводья, и чувствовал себя сильнее и храбрее, чем прежде.
«Держись крепко, господин мой», сказал гнедой конь, «Нам предстоит долгий путь, а времени у нас не так уж и много. Я поскачу быстро, а ты знай держись»
И конь поскакал, а Петру увидел, что никогда не было на свете коня такого быстрого и проворного.
На мосту по-прежнему стоял страшный дракон, но уже не тот, с которым Петру пробовал драться раньше. У этого дракона была дюжина голов, одна страшней другой, и все выдыхали пламя, дым и искры. Но, хоть он и был ужасен, Петру не испугался. Он только закатал рукава и крикнул дракону: «Прочь с дороги!», но тот не пошевелился, и тогда он выхватил из ножен меч и изготовился скакать к мосту.
«Погоди, молодой господин», сказал конь. «Послушай, что я скажу тебе. Ты пришпорь меня посильнее, и держи наготове свой меч. Я скакну, да выше моста, и выше дракона, и как будем над зверем, руби ему самую большую голову, и оботри свой меч от крови, и вложи его в ножны прежде, чем мы коснемся земли.
Так Петру и сделал, и успел вложить меч в ножны прежде, чем копыта гнедого коня коснулись земли по ту сторону моста.
Петру кинул прощальный взгляд на родные земли и сказал: «Надо нам идти дальше».
«Да, вперед», сказал конь. «Но ты, мой господин, должен сначала сказать мне, с какой скоростью ты хочешь ехать? Быстро как ветер? Быстро, как мысль? Быстро как желание? Или, возможно, быстро, как проклятие?»
Петру смотрел вокруг: в чистом небе не было ни облачка, а перед ним расстилалась пустыня, такая сухая и ужасная, что у Петру волосы вставали дыбом.
«Мы поедем не очень медленно, чтобы не терять зря времени, и не очень быстро, чтобы ты не устал», ответил он коню.
Вот они и поехали: сначала конь летел как ветер, потом как мысль, потом как желание, а под конец - как проклятие, и скакали они, пока не достигли края пустыни.
«Теперь беги потише, чтобы я мог видеть то, что вокруг меня», - сказал Петру, протирая глаза будто только что проснулся… или будто увидел что-то настолько необычное, что думается, что глаза начали лгать. Вокруг Петру высился Медный Лес, и все тут было из меди: деревья блистали медной корой и на них блестели медные листики, под деревьями росли медные кустарники, усыпанные медными ягодами, медные травы и мхи покрывали корни деревьев, и там и сям можно было увидеть медные цветы.
Петру смотрел во все глаза, потому что он видел то, чего никогда не видел и даже не слыхал ни о чем подобном. И они двинулись прямо через лес, и пока ехали, цветы заговорили с Петру, и говорили, какой он славный да пригожий, и все предлагали, чтобы Петру сорвал их и сделал себе венок.
«Возьми меня, удалец, я прибавляю сил тому, кто меня сорвал!»
«Нет, возьми лучше меня! Кто сорвет меня да приколет к шапке, того все девушки в мире любить будут», умолял второй цветок.
И так продолжалось и продолжалось, каждый следующий цветок был краше предыдущего, и все они тихими нежными голосами обещали разные замечательные вещи и уговаривали Петру, чтобы он сорвал их.
Петру слушал-слушал, да и наклонился сорвать цветок, но как только он сделал это, его конь отпрыгнул к другой стороне дороги.
«Стой спокойно!», прикрикнул Петру.
«Не рви цветов, молодой хозяин. Они принесут тебе несчастья», ответил конь.
«С чего это ты так думаешь?»
«Все эти цветы прокляты. Кто тронет любой из них, будет вынужден драться с черной лесной вылвой.
«Кто такая эта вылва?»
«Лучше бы про нее вообще не говорить! Глядите на цветы, молодой господин, слушайте их слова, но умоляю, не прикасайтесь ни к одному из них!»
Петру уже знал, что его конь дурного не посоветует, поэтому он крепился, смотрел на цветы и не трогал их.
Но все тщетно! Если суждено быть на пути неудаче, то она обязательно встретится. Цветы все шептали и шептали, и сердце Петру таяло, как комок воска на солнцепеке.
«Будь что будет», сказал он себе в конце-концов. «Хоть погляжу, что это за вылва такая, а может быть даже и одолею ее в схватке. Ну а не одолею - значит, так тому и быть», и он наклонился и сорвал цветок.
«Эх, молодой господин, зачем же вы это сделали? Теперь даже я не смогу помочь. Приготовься к битве, вон идет вылва».
Только он сказал это, только Петру закончил плести свой венок, как вдруг со всех сторон сразу подул легкий ветерок, который быстро превратился в ветер, после в бурю, и продолжал усиливаться, пока все кругом не потемнело, и темнота не покрыла коня и всадника, как толстым плащом из овечьей шерсти. Земля под ногами тряслась и дрожала.
«Страшно ли вам, молодой господин?»
«Пока нет», ответил Петру, хотя весь трясся от ужаса. «Да и чему быть - того не миновать».
«Не бойся. Помогу я тебе», сказал конь. «Сними с меня уздечку, и попытайся накинуть ее на вылву».
Едва вымолвил он это, как тот же час появилась перед Петру вылва, и он не успел снять с коня уздечку. Вылва была настолько ужасна, что Петру взгляда не мог от нее оторвать. У вылвы не было головы, и в то же время она не была безголовой. Она не летела по воздуху, но и не шла по земле. У нее была лошадиная грива, оленьи рога, медвежья морда, куньи глаза, а тело ее чем-то походило на каждого из этих зверей. Это-то и была вылва.
Петру схватился за меч и спрыгнул с коня. Стали они с вылвой биться не на жизнь, а на смерть, и минули день и ночь, и стала вылва задыхаться.
«Дай роздыху и себе, и мне», взмолилась вылва.
Петру остановился и опустил меч.
«Ты, молодой господин, не должен давать ей роздыху», сказал конь, и Петру собрал все свои силы и снова поднял меч и ударил так сильно, как еще не бил. Вылва заржала лошадью, завыла волком, заревела медведем и зашипела змеей, и кинулась на Петру. И бились они еще день и еще ночь, еще яростнее и неистовее, чем раньше. И Петру настолько устал, что едва шевелил руками.
«Дай роздыху себе и мне», закричала опять вылва. «Я же вижу, что ты тоже устал»
«Ты не должен останавливаться, молодой господин», снова сказал конь.
И Петру продолжил битву, хотя силы покидали его. Но и вылва уже не била его, а только защищалась, потому что не было у нее сил. И боролись они еще день и еще ночь, и когда восточный край неба окрасился алым, Петру исхитрился - уж я не знаю, как - набросить все-таки уздечку на голову вылве. И миг спустя вылва пропала - вместо нее по поляне скакала самая красивая кобыла в мире.
«Да будет жизнь твоя сладкой, как мед! Ты снял с меня страшное проклятие», сказал она и начала тереться носом о плечо гнедого жеребца Петру. И гнедой рассказал Петру всю историю белой кобылы, о том, как сотни лет назад она была проклята и заколдована, и была вынуждена жить в этом лесу в страшном обличье.
Петру привязал вылву, которая стала кобылой, к своему седлу, и они поехали дальше. Долго ли, коротко ли, но выехали они из медного леса.
«Погоди, дай мне полюбоваться - я никогда не видел такой красоты!», снова сказал Петру своему коню. Перед ними высился серебряный лес, и был он куда прекраснее медного, и он был полон звенящих на ветру деревьев и прекрасных серебряных трав, серебряных кустарников и серебряных цветов.
И так же как раньше, цветы стали уговаривать Петру сорвать их.
«Не рви этих цветов!», предостерегла вылва, подбежав к нему поближе. «Сестрица моя всемеро сильнее меня!». Но хотя Петру знал на собственном опыте, что ничего хорошего не выйдет, он все же улучил момент и нарвал цветов, чтобы сплести себе венок.

Ветер завыл громче прежнего, земля тряслась еще яростнее, и ночь окутала Петру еще более темная и непроницаемая. И тот же час появилась вылва серебряного леса. Бились они три дня и три ночи, пока Петру не исхитрился и не набросил уздечку на голову второй вылве.
«Будь жизнь твоя сладка, как мед! Ты снял с меня страшное заклятие», сказала вылва, превратившаяся в прекрасную серебряную кобылу.
Передохнули они, и отправились дальше все вместе.
Но вскоре выехали они из Серебряного леса, и встал перед ними Золотой лес - выше и прекраснее, чем те два леса, что Петру уже видел. Блеск коры здешних деревьев соперничал с солнечным светом, листья нежно звенели на ветру, а цветы и травы были столь прелестны, что глаз нельзя было оторвать.
Кони уговаривали Петру поскорее пройти через золотой лес и просили не рвать цветов, но тот все же не удержался, и сплел себе золотой венок. Но как только одел его, почувствовал, что приближается к нему прямо из-под земли что-то страшное и ужасное. Вытащил Петру меч и стал ждать.
«Либо помру, либо накину и не третью вылву уздечку», подумал он.
Едва подумал это, как завертелся вокруг него туман, плотный как вата, и ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки, и не долетало до Петру ни звука. Целый день и целую ночь бился Петру вслепую, и ни разу не смог углядеть вылву в тумане. Но вот минула ночь, и туман стал светлее. Когда солнце поднялось над золотым лесом, туман совсем рассеялся, и было так хорошо, красиво и тепло, что Петру показалось, что он заново родился.
А где же вылва? Пропала.
«Ты лучше отдыхай, молодой господин, пока есть время. Потому что битва скоро продолжится», сказали кони.
«С кем же я дрался?»
«Это была вылва, которая умеет превращаться в туман. Тише! Она возвращается!»
Петру только-только успел перевести дыхание, как почувствовал, что что-то приближается к нему - но он не мог сказать, что это. Это было похоже на реку - но в то же время не было рекой, оно не текло по земле, но двигалось где и как хотело, но не оставляло позади себя ни следа, ни примятой травинки.
«Горе мне, горе!», вскричал Петру, который наконец понял, с чем ему предстоит драться.
«Будь осторожен и ни секунды не стой на месте», сказал ему гнедой конь, но большего сказать не успел, потому что вода подступила совсем близко.

Битва закипела с новой силой. День и ночь дрались Петру и вылва, и Петру даже не представлял, попадает ли он по вылве, смог ли ранить ее хоть раз. К рассвету следующего дня Петру охромел на обе ноги и очень устал. Но первые лучи солнца отогнали вылву, и Петру повалился на траву.
«Теперь она точно убьет меня», сказал он.
«Передохни. Ты не должен сдаваться, она вернется всего лишь через мгновение»
Не успел Петру ответить, как понял, что ему снова пора подниматься и драться. Он взобрался в седло, сжал рукоять меча и стал ждать.
И что-то стало подступать к нему, но нельзя описать, что это было. Иногда во сне люди видят существ, который на свете не сыщешь, но у тех существ есть то, чего не было у этой вылвы, и нет того, что у вылвы есть. По крайней мере именно так подумал Петру, глядя на подбирающуюся к нему вылву. Она летела при помощи ног и бежала на крыльях, голова у нее была на спине, хвост на боку, а глаза - везде: и на шее, и на груди, и на животе, а как описать ее дальше - я не знаю.
Петру почувствовал, что ужас сковывает его движения, но он собрался с духом и стал бороться с вылвой, и дрался так, как никогда в жизни. Но день все не кончался, и стал Петру слабеть. А когда упала ночная тьма, он едва мог держать глаза открытыми. К полуночи он обнаружил, что сражается не верхом, а пешим, хотя не мог вспомнить, когда это он слез с коня. Когда на востоке забрезжил свет, ноги его уже не держали, но он сражался, стоя на коленях.
«Тебе надо биться еще один раз», сказали кони, видя, что сила Петру почти ушла.
Петру смахнул пот со лба своей рукавицей, и с огромным трудом поднялся на ноги.
«Когда будешь драться, изловчись, и ударь вылву по губам уздечкой», сказала серебряная кобыла.
Вылва завыла так громко, что Петру подумал, что останется глухим на всю жизнь. Она кинулась на него, но Петру увернулся, и, изловчившись, накинул ей на голову уздечку - по лесу поскакала прекрасная золотая кобылица.
«Да будет твоя жена красивейшей из женщин!», сказала она. «Ты расколдовал меня!»
Потом они все немного передохнули и поскакали через золотой лес.
По дороге Петру разглядывал короны-венки, что он для себя сделал - насколько они красивые и насколько дорогие.
«В конце концов», подумал он, «не стану же я носить все три сразу» и выбросил сначала медный венок, а потом и серебряный.
Но кони закричали:
«Не выбрасывай эти венки, они тебе еще пригодятся. Пойди собери их и возьми с собой!»
Ничего не поделаешь - Петру слез с гнедого и подобрал все венки, и после этого они продолжили путь.
Вечером, когда солнце почти зашло, а злые мошки стали пребольно кусаться, Петру увидел, что Золотой Лес остался позади, а перед ним расстилается широкая пустошь. В тот же миг все лошади разом остановились.
«Что с вами такое?», спросил Петру.
«Мы чуем, что что-то злое нас ожидает».
«Что же это может быть?»
«Мы вот-вот войдем во владения богини Середы, и чем дальше мы будем ехать, тем холодней будет становиться. Справа и слева ты увидишь огромные костры, но ты не должен приближаться к ним, чтобы согреться, иначе будет беда»
«Как же мне там не замерзнуть?»
«Не знаем, но помни, что будет большая беда, если приблизишься к огню»
«Хорошо, едем вперед! Если я должен перенести холод, то я перенесу его».
И вот, шаг за шагом они входили во владения Середы. Воздух становился все холоднее и холоднее, и ветер пробирал до костей, и казалось, что они промерзли насквозь, до самого мозга костей, и что даже души их дрожат от холода. Но Петру не боялся, борьба в вылвами сделала его сильнее и выносливее, и он смело встречал новое испытание.
По сторонам от дороги горели огромные костры, и какие-то люди стояли вокруг них, поддерживали огонь. Иногда они приветливо заговаривали с Петру и приглашали его погреться у огня. Дыхание замерзало у него во рту, но он не слушал этих людей, и только понукал коней идти быстрее.
Как долго шел Петру через эту ледяную страну - неведомо, ясно только что земли Середы за день не пройти. Но он продолжал бороться с холодом, хоть у него уже зуб на зуб не попадал, ресницы смерзлись, а вокруг, куда ни глянь, были только заледенелые скалы.
Долго ли, коротко ли, но добрались они до дома самой Середы, и, спрыгнув с коня, Петру бросил поводья и вошел внутрь.
«Здравствовать тебе, матушка!», сказал он.
«И ты не болей, мой замерзший гость!»
Петру засмеялся, и стал ждать, пока она заговорит.
«Ты проявил великую отвагу и стойкость», сказала она, похлопав его по плечу. «И заслужил награду». Она открыла большой железный сундук и достала оттуда маленькую коробочку.
«Погляди», сказала Середа. «Эта коробочка лежала тут веками в ожидании человека, который сможет пройти мое ледяное королевство. Возьми ее, и храни как зеницу ока - в один из дней она поможет тебе.
Если ты откроешь ее, она расскажет тебе все, что ты захочешь, и принесет тебе новости из родного дома»
Петру сердечно поблагодарил ее, вскочил на коня и поскакал дальше.
Когда он отъехал подальше от хижины, он открыл коробочку.
«Что прикажешь, хозяин?», донесся оттуда голос.
«Расскажи мне, что поделывает мой отец?»
«Он заседает на совете со своими приближенными», ответила коробочка.
«Все ли у него хорошо?»
«Не особенно. Сейчас он в сильнейшей ярости»
«Что же его так разозлило?»
«Твои братья, Флориан и Костан», ответила коробочка. «Похоже, что они хотят, чтобы отец позволил им управлять империей, но старые советники и сам твой отец считают, что у них нет к этому таланта».
«Поспешите, дорогие кони мои. У нас совсем мало времени!», закричал Петру, закрыл коробочку и спрятал ее в карман.
Кони полетели, как крылатые призраки, как вихри, как вампиры, что охотятся в ночи, и трудно сказать, как долго они скакали так быстро.
«Погоди, молодой господин! Мы хотим кое что тебе сказать!» сказали как-то кони.
«Что там еще?»
«Ты перенес дикий холод, когда ехал через владения богини Середы. Но впереди лежит земля настолько жаркая, что камни плавятся. Не устрашись же и теперь, будь так же храбр и стоек, как и в тот час, когда мы вступили в ледяные пустоши. Только кто бы не приглашал тебя в тень или к прохладным ручьям - ни в коем случае не соглашайся, иначе великое зло случится с тобой.
«Вперед!», сказал Петру. «Не волнуйтесь! Если я так и не превратился в ледышку, то вряд ли теперь растаю»
«Мы не знаем наверняка», ответили кони. «Но там, куда мы идем, очень и очень жарко. Впереди - владенья богини Громини, Четвергушки».
Вот уж там была жара так жара! Даже железные подковы на копытах лошадей начинали плавиться, но Петру упрямо шел вперед. Пот катился по его лицу, но Петру утирался рукавицей, а рукавица сразу же высыхала на солнце. Он никогда не думал, что под небесами есть настолько жаркие места.
По обе стороны от дороги то и дело встречались тенистые долины, полные высоких, раскидистых деревьев, оазисы, где источники били в небо, разбрасывая во все стороны ледяные брызги. Прелестные девы выходили из-за деревьев, и манили Петру, и звали его передохнуть нежными голосами, но Петру только отворачивался, чтобы не поддаться их чарам.
«Приди к нам, юный герой, и передохни немного, иначе жара убьет тебя», говорили они.
Петру только тряс головой и не говорил ни слова, потому что рот его пересох настолько, что он не мог больше говорить.
Долгим был путь через эту ужасную страну, но насколько долгим - никто вам не скажет. Внезапно всем показалось, что жара понемногу спадает, и Петру заметил маленький домик, стоящий на холме. Это было жилище богини Четвергушки. Когда они подъехали поближе, богиня сама вышла встретить их.
Она поприветствовала Петру и ласково пригласила его зайти в дом, и упросила его рассказать о приключениях, что довелось ему пережить. Петру все рассказал без утайки, и начал прощаться с Четвергушкой, потому что у него оставалось все меньше и меньше времени.
«Задержись еще ненадолго, и выслушай, что я тебе скажу. Скоро ты войдешь во владения богини Винери, Пятнички. Передай ей от меня весточку, что я прошу не задерживать тебя на пути. А когда будешь возвращаться, загляни ко мне в гости - я дам тебе вещицу, что поможет тебе на пути домой»
Петру поблагодарил ее, вскочил на коня и не успел и десятка шагов проехать, как оказался совсем в другой стране. Тут не было ни жарко, ни холодно, а дорога вилась через пустошь, поросшую чертополохом и вереском.
«Что это за место?», спросил Петру, когда они одолели длинный-длинный путь через чертополоховую пустошь.
«Это - дом богини Винери, Пятнички», ответили кони. «И если мы поспешим, то попадем туда еще засветло». И кони полетели вперед, как стрелы, и перед самыми сумерками они достигли жилища богини.
Сердце Петру сильно стучало, потому что всю дорогу их сопровождала целая толпа каких-то темных неясных фигур, будто сотканных из полуденных теней, которые танцевали и водили хороводы, и Петру, хоть и был храбрым юношей, испытывал от их безмолвных танцев настоящий ужас.
«Они не причинят тебе зла», сказали лошади. «Это просто дочери Вихря, они так развлекают сами себя в ожидании лунного великана»
Петру остановился перед домом, спрыгнул с коня и собирался уж было войти, как гнедой конь крикнул:
«Подожди, молодой господин! Ты не можешь так просто войти, дом Пятнички всегда охраняет Вихрь!»
«И что же мне делать?»
«Возьми медный венок и иди вон на тот дальний холм. Как поднимешься на самую вершину, скажи: «Ах, тут такие прекрасные девицы, прямо ангелицы, просто феи!» Потом подними венок повыше над головой и еще скажи: «Хотел бы я знать, примет ли хоть одна из них от меня этот венок в подарок… Как бы я хотел это знать!» и тогда бросай венок от себя подальше»
«И зачем я должен все это делать?»
«Не спрашивай, лучше пойди и сделай, что я тебе сказал», и Петру пошел на холм.
И только он отбросил от себя медный венок, как Вихрь подхватил его и порвал на мелкие медные кусочки.
Петру вернулся к лошадям.
«Послушай, молодой господин, я хочу тебе еще кое-что рассказать. Возьми серебряный венок, подойди к дому, и постучи венком в окошко. Пятничка спросит, что там, а ты ей отвечай, что ты путник, шел пешком через пустошь и заблудился. Она тебе скажет идти по дороге назад, но ты не сходи с места, и только говори, что никуда не пойдешь, потому что с самого детства ты только и слышал, что легенды о несравненной красоте богини Винери, Пятнички, и тогда ты сделал себе кожаные сапоги на стальных подошвах и девять лет и девять месяцев ты ходил по горам и долам в поисках ее дома. Расскажи, что в страшной битве ты добыл прекрасный серебряный венок, и только и думал о том, что тебе будет позволено подарить его несравненной богине, и все это только для того, чтобы достигнуть того места, где стоишь сейчас. Скажи так, и погляди, что будет»
Петру не говоря ни слова пошел к дому.
К тому времени уже стемнело, и двор освещал только лучик света, падающий из окна. Пара псов, что стерегла двор, при звуке его шагов начала лаять.
«На кого это лают собаки? Неужто кому-то жить надоело?» спросила Пятничка из дому.
«Это я, о богиня!, ответил Петру. «Я заблудился на пустоши, и не знаю, где мне переночевать.»
«Где ты оставил свою лошадь?», спросила богиня резко, а Петру молчал, потому что не знал, можно ли ему лгать или нет. «Уходи отсюда, юноша, нет у меня для тебя места», и богиня стала закрывать окно.
Тогда Петру торопливо проговорил все, что ему сказал его конь, и как только он сделал это, как богиня открыла окно и нежным голосом спросила: «Дай-ка мне взглянуть на этот венок, дитя мое», и Петру подал ей его.
«Войди в дом», сказала богиня. «Собак не бойся, они не тронут тебя».
И когда Петру проходил мимо них, собаки действительно только виляли хвостами.
«Доброго вечера», сказал Петру, входя в дом и присаживаясь около огня и слушая, о чем же будет говорить богиня. Богиня, впрочем, говорила только о мужчинах, на которых, похоже, была за что-то сердита. Но Петру во всем соглашался с ней, поскольку его учили, что нужно быть вежливым.
Богиня была очень и очень старой. Петру глядел на нее и думал, что если бы он прожил семь жизней, и каждая жизнь в семь раз длиннее обычной, то она все равно оказалась бы старше.
Но Пятничка радовалась, что юноша неотрывно глядит на нее.
«Когда я родилась», сказала она, «Еще ничего не было, только хаос. И мир еще не был миром. Когда я подросла, уже возник мир, и каждый думал, что я самая красивая девушка на свете, хотя многие и ненавидели меня за это. Но каждая сотня лет прибавляла мне по одной морщинке. И теперь я совсем старуха…»
Она рассказывала и дальше, и тогда Петру узнал, что она жила в царском дворце, а ее самой близкой соседкой была Фея Утренней Зари, с которой они в свое время сильно поссорились.
Петру не знал, что ей сказать. Он слушал, и только иногда из вежливости говорил что-то вроде: «Да-да, это, наверное, было так ужасно!» или «Надо же, какое горе!».
«Дам я тебе одно задание, и если ты храбр и силен, то ты его сможешь исполнить», сказала наконец Пятничка, после того как они уже поговорили долго-предолго, и оба стали клевать носами. «Недалеко от дома Феи Утренней Зари есть источник, и кто отопьет из него хоть глоток, тот снова станет юным и цветущим, как свежая роза. Принеси мне пузырек этой воды, и я отблагодарю тебя. Это будет нелегко, никто не знает этого лучше меня! Королевство Феи Утренней Зари стерегут дикие звери и ужасающие драконы, но я дам тебе одну вещицу, что поможет тебе на твоем пути»
С этими словами Пятничка подошла к железному ларцу и достала из него крошечную золотую дудочку.
«Видишь? Один старик дал мне ее, когда я еще была молода и красива. Любой, кто слушает эту дудочку, засыпает и никто не может разбудить его. Возьми ее, и играй все время, пока ты будешь в королевстве Феи Утренней Зари, и ты будешь в безопасности.»
Петру сказал ей, что тоже собирался найти этот волшебный источник, и Пятничка даже обрадовалась, когда услышала его рассказ. Тогда Петру пожелал ей доброй ночи, спрятал флейту, и устроился на полу, чтобы немного поспать. Но еще до рассвета он проснулся, и пошел почистить и покормить лошадей, чтобы они выдержали путь до королевства Феи. Потом он напоил их ключевой водой, оделся, и собрался ехать.
«Погоди!», крикнула ему из окна Пятничка. «Я хочу тебе еще кое-что сказать. Оставь здесь одну из своих лошадей, а с собой возьми только трех. Поезжайте медленно, пока не достигнете волшебного королевства, а потом ты должен спешиться и идти пешком, а кони пусть ждут тебя. И вот еще: опасайся заглядывать Фее Утренней Зари в лицо! Ее глаза околдуют тебя, ее взгляды - обманут. На самом деле она отвратительна, более отвратительна, чем ты даже можешь себе представить: у нее совьи глаза, лисья морда и кошачьи когти. Слышишь? Никогда не смотри ей в лицо!»
Петру поблагодарил ее и поехал к волшебному королевству.
Далеко, далеко, там где небо с землей встречается, где звезды целуются с цветами, где всегда светит мягкий красноватый свет, какой бывает иногда в небе по весне рано утром, только еще краше, стоит дворец Феи Утренней Зари. Петру понадобилось два дня, чтобы через поросшие сочной травой поля и очаровательные цветущие луга добраться до ее дома. В том королевстве не было ни жарко, ни холодно, ни темно, ни светло, а в самый раз, и Петру с огромным удовольствием ехал шагом по этому благодатному краю, и путь не показался ему долгим.
Долго ли, коротко ли, но увидел Петру, что на фоне розового неба что-то белеет, и когда он приблизился, то увидел, что это и есть замок Феи - такой роскошный и красивый, что больно было смотреть. Петру никогда и не думал, что в мире может быть такой красивый замок. Но, не желая терять времени, он отвернулся от замка, спешился, заиграл на дудочке и пошел в сторону замка.
Едва он прошел несколько шагов, как увидел могучего гиганта, что сладко спал на поляне, убаюканный его музыкой - это был один из охранников замка. Он лежал на спине, и показался Петру ужасно огромным. Чем дальше шел Петру, тем страшнее становились стражи, стерегущие дворец Феи Утренней Зари: львы, тигры, драконы с семью головами, великаны, химеры…Петру шел между ними легко, как ветерок.
Вот он дошел до реки… но не думаете же вы, что это была обычная река? Нет, вместо воды там текло молоко, а вместо песка и гальки было золото, жемчуга и драгоценные камни. Река текла вокруг замка, а возле нее дремали львы с железными зубами и когтями. А внутри, за рекой, цвели пышные сады, каких никто никогда не видывал, и сама Фея дремала между этих цветов, и Петру отлично видел ее.
Но как же ему перебраться? Мост был, но такой странный, что Петру и не знал, выдержит ли он человека. Он был сделан из маленьких, мягких, неясных облачков. Так Петру стоял и думал, как бы ему перебраться и набрать воды. Через некоторое время он решил рискнуть, и вернулся к тому месту, где оставил страшного великана. «Пробудись, о храбрец!» кричал он и пинал его, чтобы разбудить, но когда великан просыпался и пытался прихлопнуть Петру, как муху, Петру начинал играть на дудочке, и великан снова засыпал. Сделав так несколько раз, чтобы убедиться, что великан в его власти, Петру связал ему мизинцы своим плащом, уволок подальше его меч, и снова крикнул: «Просыпайся, храбрец!»
Когда великан увидел, что при нем нет меча, а мизинцы крепко связаны, он спросил у Петру: «Ты что, силен только колдовством драться? Сражайся по правилам, если ты и впрямь герой»
«Обязательно сразимся, и по правилам, но сначала я хочу задать тебе вопрос: поклянешься ли ты перенести меня через реку, если я честно сражусь с тобой?
И великан поклялся в этом.
Как только Петру развязал великана, тот сразу бросился на него, чтобы раздавить. Но тот принял бой. Это была уже не первая его битва, и Петру вел себя смело. Три дня и три ночи бились они с великаном, и то великан побеждал, то Петру, пока в конечном итоге Петру не приставил меч к горлу великана.
«Отпусти меня, отпусти!», закричал великан. «Я признаю, что ты победил!»
«Ты перенесешь меня через реку?»
«Перенесу», вздохнул великан.
«Что мне сделать с тобой, если ты нарушишь свое слово?»
«Убей меня так, как захочешь. Но сейчас дай мне жить!»
«Хорошо», сказал Петру, и связал левую руку гиганта с его правой ногой, заткнул ему рот, чтобы великан не закричал и не перебудил всех, и завязал глаза, а потом повел его к реке. Как только они достигли берега реки, великан поставил ногу на другой берег реки, и, взяв Петру на ладонь, перенес его на другой берег.
«Отлично», сказал Петру, и сыграл на дудочке, так что гигант снова заснул. Даже феи, которые купались в реке много ниже по течению, тоже заснули среди цветов на берегу. Петру видел их, и думал: если даже эти существа настолько прекрасны, отчего же Фея Утренней Зари должна оказаться уродиной? Но он не решился задерживаться и поспешил на поиски источника. Он шел через восхитительные сады и парки, но Петру не увидел ни чудесных птиц, ни восхитительных цветов, потому что очень торопился в замок. Ни единой живой души не встретил он по дороге, все спали, и даже деревья не шевелили ни одним своим листиком.
Он прошел через замковый двор, и вошел в сам замок.
Что он увидел там - даже в сказке не опишешь; все знают, что дворец Феи Утренней Зари - очень необычное место. Золото и драгоценные камни там были так же привычны, как у нас привычны камень и дерево. Конюшни, в которых стояли солнечные кони Феи, были роскошнее, чем родной замок Петру. Петру поднялся по лестнице, прошел через сорок восемь комнат, завешанных коврами, гобеленами и богатыми тканями, но все они были пустыми. В сорок девятой комнате он увидел саму Фею Утренней Зари. В середине этой комнаты, которая была размером с церковь, Петру увидел тот самый источник, что он так долго искал. Выглядел он как самый обыкновенный колодец, и казалось странным, что Фея живет в той же комнате, где бьет источник, но кто угодно может сказать, что именно тут она и жила много и много сотен лет. Она спала прямо возле источника - сама Фея Утренней Зари!
И когда Петру взглянул на нее, у него перехватило дыхание, и волшебная дудочка выпала у него из рук.
Возле колодца стоял столик, на котором лежал хлеб, испеченный на женском молоке, и фляжка вина. Это был хлеб силы и вино юности, и Петру хотел этого хлеба и этого вина. Он взглянул на столик, на источник, а потом - на Фею, что все еще тихонько спала возле колодца на шелковых подушках.
Он неотрывно глядел на нее, и нахлынувшие чувства туманили его разум. Фея медленно открыла глаза и уставилась на Петру, но тот нашарил волшебную дудочку и сыграл несколько нот, и она снова заснула. Тогда он трижды поцеловал ее и надел ей на голову золотой венок. После этого он съел кусок хлеба и выпил чашу вина, и повторил это трижды. Только после этого набрал он полную фляжку воды из волшебного источника, и стремительно выбежал из замка.
Когда он возвращался через сад, ему показалось, что он разительно изменился. Цветы стали восхитительно прекрасны, ручьи бежали быстрее, солнечные лучи блестели ярче, а феи стали еще прелестнее, чем раньше, и все это - из-за тех трех поцелуев, что подарил Петру Фее Утренней Зари.
Он благополучно вышел из сада Феи, сел верхом, и полетел быстрее, чем ветер, быстрее, чем мысль, быстрее, чем ненависть, и быстрее, чем тоска. Так он добрался до дома Пятнички, и, оставив коней, поспешил к ее воротам.
Пятничка знала, что он придет, и сама вышла встретить его, и вынесла ему вина и белого хлеба.
«С возвращением, принц», сказала она.
«Доброго дня, и прими мои благодарности», ответил Петру и протянул ей фляжку с волшебной водой. Она радостно приняла ее, и после короткого отдыха, Петру устремился дальше, потому что не хотел ни терять времени, ни проиграть своим братьям.
Он на несколько минут задержался у Громини, как и обещал, но только он собрался распрощаться, как он остановила его:
«Я хочу предостеречь тебя, выслушай, что я тебе скажу: Берегись в своей жизни следуюих вещей: не называй нелюдя другом, не езди верхом слишком быстро, не позволяй воде течь сквозь пальцы, никому не верь, и избегай льстивых языков. Иди, и не забывай, что я тебе сказала, потому что дорога длинна, мир жесток, а ты - поражен в самое сердце. Но я дам тебе волшебный плащ: тот, кто носит его, не может быть ранен или убит ни молнией, ни копьем, ни мечом, ни стрелой».
Петру поблагодарил ее и тронулся в дорогу, и, вытащив свою коробочку, спросил о том, что происходит дома.
«Ничего хорошего. Отец твой ослеп на оба глаза, и Флориан с Костаном умоляют его отдать им власть. Но император не хочет, потому что верит, что ты принесешь ему воду из волшебного источника. Тогда братья пошли к няньке Брише, и она сказала им, что ты, хозяин, почти уже добрался до дому, и вода с тобой. Так братья твои хотят поехать тебе навстречу и воду отобрать, а потом принести ее отцу и потребовать в обмен на нее власть в империи…»
«Ты лжешь!», крикнул Петру, и бросил коробочку на землю, да так, что она разлетелась на тысячу кусочков.
Вскоре после этого Петру уже начал узнавать родные места, и когда добрался до моста, он натянул поводья, чтобы поглядеть на родную землю. Он еще стоял у моста, когда он услышал, что кто-то неподалеку будто тихонько зовет его по имени.
«Петру, Петру, ты ли это?» говорил голос.
«Поедем, поедем», твердили ему кони. «Будет беда, если ты остановишься»
«Нет, давайте задержимся и поглядим, кто это меня зовет», и развернув коня, оказался лицом к лицу с двумя своими братьями. Он забыл предостережение, которое дала ему Громиня, и когда Костан и Флориан подошли к нему со льстивыми речами, он пришпорил коня, и стремительно поскакал, чтобы обнять их. Он хотел задать тысячу вопросов и рассказать о тысяче разных вещей… но его гнедой конь стоял, печально повесив голову.
«Петру, дорогой мой брат!», сказал Флориан, «Не будет ли лучше, если мы повезем воду, которую ты добыл? Ведь кто-нибудь может попытаться отобрать ее, а мы всегда были сильнее тебя, мы сможем ее защитить».
«Конечно», добавил Костан. «Флориан все правильно говорит».
Но Петру только головой покачал, и рассказал братьям о пророчестве Громини и о волшебном плаще, в котором ему ничего не грозит. Тогда братья поняли, что им придется убить Петру.
Неподалеку от того места, где они стояли, бежал прозрачный ручей.
«Очень жарко сегодня. Ты не хочешь пить, Костан?», спросил Флориан.
«Да, действительно, очень пить хочется… Петру, не принесешь ли ты нам воды? А потом сразу отправимся домой. Хорошо, что ты едешь с нами в твоем плаще, сможешь защитить нас от любой напасти»
Лошади Петру заржали, но и сам он уже понял, что это все означает.
И он не поехал с братьями, а двинулся сразу к дому, где вылечил слепоту отца.
А что до его братьев, то они никогда больше не показывались дома.

Некогда жил да был такой мельник, который жил со своею женою в полном довольстве. И денег, и добра всякого было у них вдоволь, и их благосостояние год от года все возрастало.

Но ведь беда-то нас за углом сторожит: как пришло их богатство, так стало и утекать из года в год, и под конец мельник уж, мог считать своею собственностью только ту мельницу, на которой он жил.

Все это его очень печалило, и когда он после дневного труда ложился спать, то не находил себе покоя и озабоченно ворочался в своей постели.

Однажды утром, встав еще до восхода солнца, он вышел подышать свежим воздухом и думал, что у него от этого немного на сердце полегчает.

Когда он переходил через мельничную плотину, прорезался первый луч солнца, и в то же время он услышал какой-то шорох.

Он обернулся и увидел прекрасную женщину, медленно поднимавшуюся из воды. Ее длинные волосы, которые она придерживала на плечах своими нежными руками, ниспадали с обеих сторон и прикрывали ее белое тело.

Мельник понял, что это - русалка из пруда, и со страху не знал, бежать ли ему поскорее или приостановиться. Но русалка своим нежным голоском назвала его по имени и спросила, почему он так печален.

Мельник сначала оторопел было, но когда услышал, что она говорит с ним так ласково, он собрался с духом и рассказал ей, что некогда жил в счастье и богатстве, а теперь вдруг так обеднел, что не знает, как и быть. "Будь спокоен, - сказала ему русалка, - я тебя сделаю и счастливее, и богаче прежнего; но только ты должен обещать, что отдашь мне то, что сейчас в твоем доме родилось". - "Что бы могло это быть? - подумал мельник. - Разве котенок или щенок какой-нибудь?" - и пообещал ей дать желаемое.

Русалка опять опустилась в воду, а он, утешенный и ободренный, поспешил вернуться на мельницу.

Еще не успел он дойти до нее, как вышла служанка из дверей и закричала ему: "Радуйся, хозяин, жена тебе сыночка родила!"

Мельник стоял, как молнией пораженный: он понял, что коварная русалка все это знала и обманула его. С поникшей головой подошел он к постели своей жены, и когда она его спросила: "Что же ты не радуешься этому красавцу мальчику?" - он рассказал ей, что с ним случилось и какое обещание дал он русалке. "На что мне и счастье, и богатство, - добавил он, - коли я должен потерять свое дитя? Но что же мне делать?"

И родственники, которые пришли поздравить родильницу, тоже не знали, чем беде помочь.

А между тем счастье вновь вернулось в дом мельника. Все, что он предпринимал, удавалось ему, и казалось, будто сундуки и ящики сами собою наполнялись, а деньги в шкафу вырастали за ночь.

Немного прошло времени, а его богатство возросло значительно против прежнего.

Но он не в силах был этому радоваться: обещание, данное русалке, терзало его сердце. Каждый раз, когда он проходил по берегу пруда, он так и опасался того, что она всплывет на поверхность воды и напомнит ему о его долге.

Самого сынка своего он к воде и не подпускал. "Берегись, - говаривал он ему, - если ты только коснешься воды, то оттуда сейчас высунется рука, схватит тебя и стащит вниз".

Но год уходил за годом, а русалка все не показывалась; вот мельник-то и начал уже успокаиваться.

Мальчик стал юношей и поступил в обучение к егерю. Когда он кончил ученье и стал отличным егерем, владетель ближайшего имения принял его к себе на службу.

В той деревне была красивая и честная девушка, которая егерю полюбилась, и когда его, господин это заметил, то подарил ему маленький домик; там молодые повенчались, зажили спокойно и счастливо и от души любили друг друга.

Однажды гнался егерь за серной.

Когда зверь был выгнан из леса в чистое поле, егерь помчался за ним и выстрелом положил его на месте.

Он вовсе не заметил, что все это происходило вблизи опасного пруда, и, выпотрошив зверя, подошел к воде, чтобы обмыть свои окровавленные руки.

Но едва только он окунул руки в воду, как русалка из воды поднялась, с хохотом обхватила его своими влажными руками и так быстро увлекла его в воду, что он разом исчез в волнах.

Когда завечерело, а егерь домой не возвратился, то жена его перепугалась.

Она вышла за ним на поиски, и так как он неоднократно говорил ей, что опасается преследования русалки и должен остерегаться приближения к пруду, то она уже предвидела, что могло случиться.

Она поспешила к воде, нашла на берегу пруда его охотничью сумку и уже не могла сомневаться в постигшем ее несчастье. Ломая руки, с плачем стала она призывать своего милого, но напрасно; она быстро перешла потом на другую сторону пруда и вновь стала выкликать его и осыпать русалку бранью, но никто не отвечал ей.

Поверхность воды была гладка, и только половина луны отражалась в ней неподвижно.

Бедная женщина не покидала берег пруда. Быстрыми шагами, не останавливаясь, она обходила его кругом, иногда молча, иногда испуская громкие крики, иногда тихий стон. Наконец, она выбилась из сил, опустилась на землю и впала в глубокое забытье.

Вскоре ей приснился сон. Снилось ей, что она со страхом идет в гору по узкому проходу между больших скал; стебли колючих и ползучих растений цеплялись ей за ноги, дождь хлестал ее в лицо, а ветер развевал ее длинные волосы.

Когда она поднялась на вершину, ее взорам представилась совсем иная картина.

Небо было голубое, воздух теплый, земля спускалась мягким скатом, и среди зеленой лужайки, усеянной пестрыми цветами, стояла опрятная хижина.

Она пошла к этой хижине, отворила дверь и видит - сидит там седая старуха и приветливо ей кивает. В это самое мгновение несчастная женщина проснулась...

День уже занялся, и она тотчас решилась последовать указанию своего сновидения.

Она с великим трудом поднялась в гору, и все кругом было точно так, как она ночью во сне видела. Нашла она и хижину, и старуху в хижине. Та приняла ее ласково и усадила на стул. "Ты, верно, пережила большое несчастье, - сказала старуха, - потому что пришла посетить мою одинокую хижину".

Несчастная женщина со слезами рассказала старухе, что с ней случилось. "Утешься, - сказала старуха, - я тебе помогу. Вот тебе золотой гребень. Погоди, пока взойдет на небе полный месяц, тогда ступай к пруду, садись на берегу его и расчесывай свои длинные черные волосы этим гребнем. Когда же расчешешь, то положи его на берегу и увидишь, что произойдет".

Вернулась бедняжка от старухи, но время до наступления полуночи тянулось очень медленно. Наконец светлый круг месяца выплыл на небе, и она вышла к пруду, села на берегу его и, стала расчесывать свои длинные черные волосы золотым гребнем, а расчесав, положила его около самой воды. Вскоре после того в глубине пруда зашумело, поднялась среди пруда волна, подкатилась к берегу и унесла с собой гребень.

Прошло ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы гребень погрузился на дно, как водяная поверхность раздвинулась и голова егеря показалась над нею.

Он не говорил, но печально посмотрел на жену. В то же мгновение набежала другая волна и покрыла голову егеря. Все исчезло - пруд снова лежал в берегах своих, спокойный по-прежнему, и только полный лик луны отражался в нем.

Безутешная, вернулась бедная женщина домой, и сновидение вновь указало ей путь в хижину старухи. Вторично отправилась она туда и стала жаловаться ведунье на свое горе.

Старуха дала ей золотую флейту и сказала: "Обожди до полуночи и тогда возьми эту флейту, садись на берегу пруда, сыграй на ней хорошенькую песенку, а затем положи флейту на песке; увидишь, что случится".

Женщина все исполнила, что ей старуха сказала. И едва только флейта очутилась на песке, как зашумело в глубине; поднялась волна и набежала, и унесла с собою флейту.

Вскоре после того из воды появилась уже не голова егеря, а он весь поднялся до пояса. Он радостно простирал руки к жене, но набежала другая волна и укрыла его под собой.

"Ах, что мне в том, что я моего милого вижу на мгновение, чтобы вновь его утратить!" - сказала несчастная.

Тоска вновь наполнила ее сердце, а сновидение в третий раз привело ее в дом старухи.

На этот раз ведунья дала ей золотую самопрялку, утешила ее и сказала: "Не все еще сделано; обожди, пока наступит полнолуние, возьми самопрялку, напряди полную шпульку, а когда окончишь, поставь самопрялку у самой воды и увидишь, что будет".

Все так и было выполнено. Едва показался полный месяц, она понесла золотую самопрялку на берег пруда, усердно пряла на ней до тех пор, пока не заполнила всей шпульки льняной пряжей.

Когда же самопрялка была поставлена на берегу, зашумело еще сильнее прежнего в глубине, большая волна набежала на берег и унесла самопрялку.

Затем в струе воды поднялся из пруда егерь в полный рост, быстро выпрыгнул на берег, схватил жену за руку и побежал.

Но они еще не успели далеко убежать, как весь пруд вздулся со страшным шумом и с необычайной силой покатил свои волны в поле вслед за бегущими. Они уже видели неизбежную смерть перед глазами, когда несчастная женщина в ужасе стала взывать о помощи к ведунье, и та в тот же миг превратила их: ее - в жабу, а его - в лягушку. Воды пруда никак не могли их утопить, однако же разлучили их и разметали в разные стороны.

Затем воды стали сбывать постепенно, и оба супруга, опять выбравшись на сушу, возвратились вновь к своему человеческому образу. Но ни один из них не знал, где остался другой; они очутились среди чужих людей, которые даже не знали их отчизны.

Их отделяли друг от друга высокие горы и глубокие долины. Чтобы прожить, они вынуждены были пасти овец, много лет сряду гонять свои стада по полям и лесам; и сердца их были исполнены печали и тоски по родине.

Когда однажды весна снова явилась на землю, и егерь, и жена его одновременно выгнали стада свои в поле, случай заставил их встретиться. Он первый увидел чье-то стадо овец на отдаленном склоне горы и погнал свое стадо в том же направлении. Они сошлись в одной долине, не узнали друг друга, однако же и тому уже радовались, что не были по-прежнему одинокими.

С того дня они ежедневно пасли стада свои рядом; говорили они между собой немного, но у них было легче на душе.

Однажды вечером, когда полный месяц катился по небу и овцы уже улеглись на покой, пастух вынул из сумы флейту и сыграл на ней прекрасную, хотя и грустную песню.

Закончив песню, он заметил, что пастушка горько плачет. "О чем ты плачешь?" - спросил он. "Ах, - отвечала она, - точно так же светил месяц, когда я в последний раз эту самую песню играла на флейте и из-под воды пруда показалась голова моего милого".

Он посмотрел на нее, и у него словно пелена с глаз спала: он узнал жену! И в то время как он в нее вглядывался, а месяц ярко освещал его лицо - и она его узнала!

Они обнялись, поцеловались - и были ли они счастливы, об этом нечего и спрашивать...

отсюда

Я вообще в легком недоумении у него жена на сносях была а он не сном не духом

согласна что скрытые подвохи, но опять же ты можешь быть не только надутым но и "обувающим" бизнес на этом и строится кто кого